По следу Сезанна - стр. 28
Хольц как раз пытался решить, может ли небольшой, но прелестный Коро заполнить очевидный пробел в токийской коллекции Онодзука, когда раздался телефонный звонок. Камилла захныкала и натянула одеяло на голову. Хольц взглянул на часы на тумбочке. Почти одиннадцать.
– Хольц? Это Бернар Денуайе.
Хольц еще раз посмотрел на часы и нахмурился:
– Вы рано встали, мой друг. Сколько сейчас во Франции? Пять?
– Нет, я на Багамах. Хольц, я тут кое-что видел, и мне это очень не понравилось. Фотографии сняты на прошлой неделе у моего дома на Кап-Ферра. Сезанн, Хольц, Сезанн! Как его грузят в фургон сантехника.
Хольц уже не полулежал на подушках, а сидел, выпрямившись, и больше не понижал голос.
– И где они сейчас, эти фотографии? – Камилла недовольно завозилась и закрыла ухо подушкой. – Кто их сделал? Неужели эти подонки из «Пари матч»?
– Нет, они у меня. Мне их оставил фотограф – его зовут Келли. Он работает в том журнале, где в прошлом году была большая статья о нашем доме. Кажется, «DQ» или что-то в этом роде.
– Никогда о таком не слышал. – Камилла застонала, и Хольц водрузил ей на голову вторую подушку. – А этот Келли, он что, хочет денег?
Денуайе ответил не сразу.
– Думаю, что нет. Он сказал, что завтра возвращается в Нью-Йорк, значит я больше его не увижу. Но что происходит? Я думал, вы собираетесь отправить картину в Цюрих. Мы ведь договаривались. В Цюрих, а потом в Гонконг, и ни одна живая душа ни о чем не узнает – так вы говорили.
Хольцу нередко приходилось успокаивать трудных клиентов. В большинстве сомнительных сделок, подобных этой, бывает период неопределенности – иногда несколько часов, или дней, или даже недель, – когда один ее участник вынужден полностью довериться другому. Хольц всегда устраивал так, чтобы проявлять доверчивость приходилось не ему, а клиенту, но при этом хорошо понимал, какую тревогу чувствует человек, вручивший свою судьбу или деньги в руки постороннего. Он опять откинулся на подушки, и голос его стал мягким и уверенным.
Беспокоиться совершенно не о чем, если, разумеется, фотографии нигде больше не выплывут. А об этом он сумеет позаботиться, заверил Хольц француза, кинув взгляд на спящую Камиллу. Прервав Денуайе, начавшего было задавать вопросы, он продолжил: Клод – это не проблема. Он предан хозяину и скажет все, что ему велят, а об остальном будет молчать. А что касается фургона, так это элементарная маскировка. Водитель – никакой не сантехник, а сотрудник Хольца, курьер, перевозящий ценные вещи, не привлекая к себе особого внимания. Разве кто-нибудь заподозрит, что в старом, поцарапанном «рено» едет драгоценное полотно? Разумеется, нет. И Денуайе может быть совершенно уверен, что в настоящий момент его Сезанн спокойно катит по Европе. Хольц, правда, не упомянул, что по дороге картина сделает остановку в Париже, но ведь владельцу было совершенно необязательно знать об этом.