По следу неизвестного - стр. 6
– Четыреста долларов.
– Ого!
– Поверьте, если бы я продавала собственные работы через клуб, цена подскочила бы до двух тысяч. А так, она уценена до безобразия.
Федора почесала подбородок, задумалась.
– Неудивительно, что торговля не идёт, – сказала мне Люська. – Цены-то кусаются.
– Дороговато, – протянула Федора.
Марика Карловна колебалась.
– Триста вас устроит?
– Покупаю.
Марика Карловна кивнула дочери.
– Веточка, упакуй в розовую коробку.
– Будет сделано, – Иветта скрылась за стеллажом.
Пока Марика Карловна рассказывала мне о фарфоровом господине по имени Пьер, Люська отвела Федору в сторону и зашептала:
– Ты на самом деле настолько разбогатела, что можешь выбросить на ветер триста баксов?
– Почему на ветер, я покупаю куклу.
– Зачем она тебе?
– Нравится.
– Помниться, раньше ты не транжирила деньги.
– Люсь, то было раньше. Многое изменилось. Я поняла, деньги необходимо тратить. Чем больше отдаёшь, тем больше получаешь.
– Но триста долларов за куклу. Федька, это безумие!
– На свои деньги покупаю, не на чужие, – парировала Федора.
Подойдя к Марике Карловне, она спросила:
– Делать кукол сложно?
– Не говорите, что легко, – крикнула Люська. – Иначе Федька прямо с выставки отправится за печкой.
Марика Карловна рассмеялась.
– Любая работа в той или иной мере сложная. Если подойти к процессу творчески, со временем сложности превращаются в удовольствие. Когда я жила в Мюнхене, знакомая моей подруги фрау Вурдинг научила меня работать с фарфором. Так сказать, вдохнула в меня любовь к творению кукол. – Марика Карловна поправила перстень на указательном пальце и, не глядя на дочь, попросила: – Иветта, принеси «Клару».
– Но, мама!
– Я хочу показать своего первенца.
Иветта вышла.
– Иветта считает затею с открытием выставки грандиозным провалом. Поживём, увидим.
– У моей подруги есть кукла, которая умеет ходить, – ляпнула Федора. – Клянусь! Сама видела, так бы не поверила. Стоит на полке, но каждый раз перемещается на несколько сантиметров то вправо, то влево.
Марика Карловна закивала.
– И в моей коллекции есть такие куклы.
Люська хохотнула.
– Что, тоже ходят?
– Иногда, – на полном серьёзе ответила мать Иветты.
Люська кашлянула и внимательно посмотрела на Марику Карловну. Что-то в её взгляде ей не понравилось.
– Куклы, как и люди, видят, слышат, чувствуют. Если хозяин их устраивает, они ведут себя мирно, но стоит им разозлиться – пиши, пропало.
Люська поёжилась. У нас в коридоре весит тряпичный Петрушка. Страшный, как смерть. Его после спектакля подарила Диане поклонница. Так вот, я давно заметил странность, стоит пройти мимо и отвесить ехидную шутку по поводу внешнего вида Петрушки, он обязательно свалится вниз. Не сразу. Но когда спустя время, выйдешь в коридор, увидишь на полу Петрушку. Диана шутит, мол, он так злится, выказывает своё неудовольствие. Мне в принципе по барабану, злится он или нет, падает случайно или специально, а Люська Петрушку побаивается. Делает ему лживые комплименты, называет красавчиком, втайне мечтая его сжечь, а пепел развеять над ближайшей помойкой. Добрая она у нас.
Иветта вернулась, держа в руках «Клару» – тридцатисантиметровую куклу с русой косой и лукавыми ярко-зелёными глазами.
– Все говорят, первый блин комом, а моя Клара получилась красавицей. Правда, прелесть?