По следам Таманцева - стр. 2
Я на него улегся и поскольку ночь у меня, считай, пропала – такова парадоксальность полетов на Восток – вскоре уснул. Когда проснулся, часы показывали половину первого.
Хозяев не было, на столе в кухне лежала записка лаконичного содержания: «Хлеб в хлебнице, чай в буфете, все остальное в холодильнике».
Я принял душ, побрился, выпил чаю, а потом стал бродить по квартире.
В ней многое изменилось с тех пор, как я здесь бывал. Неизменными, пожалуй, остались лишь полки с книгами, да картины сибирских художников, когда-то подаренные ее хозяину Николаю Самохину, известному российскому писателю-беллетристу и сатирику, трагически ушедшему из жизни в восемьдесят девятом году.
Двадцать лет назад я познакомился с ним случайно, хотя, наверное, это не совсем точно, поскольку начинающих литераторов всегда рано или поздно прибивает к мастерам пера, как начинающих правонарушителей к уголовным авторитетам.
Наша дружба не была завязана на литературных интересах, точнее, я видел в нем писателя, а он во мне лишь человека редкой профессии, о которой в писательской среде, благодаря излишнему вниманию прессы, сложилось какое-то странное представление (его можно назвать инфантильно-извращенным).
Я подошел к книжной полке и увидел томик Самохина «Где-то в городе на окраине», поймав себя на мысли что детство моего героя, прототипа богомоловского Таманцева, тоже прошло в Сталинске, на тех же окраинных улочках, но на двенадцать лет раньше.
Я позвонил на киностудию. Приятный женский голос ответил, что директор задерживается, но к обеду обязательно будет.
– Распрекрасно, – произнес я вслух, – к обеду и я доберусь до киностудии.
Без четверти два я был на киностудии. Директор появился с шестым радиосигналом, извещающим о конце обеденного перерыва.
Перед выездом из Минска я позвонил ему и в двух словах изложил цель поездки. Поэтому директор, как человек деловой, начал с главного:
– Ты привез заявку?
– Нет, – ответил я, – до заявки еще далеко.
– Полагаешь, что этот человек мог умереть?
– Все возможно.
– Но это не беда для кинематографа, тем более документального, есть материалы, свидетели…
– Так-то оно так, но…
– Напрасно сомневаешься. Москва уже требует заявок и сценариев к будущему юбилею Победы. Пока заявим, пока они утвердят…
– Съезжу, посмотрю, а на обратном пути все детально обсудим. Заявку ведь недолго написать.
– Как знаешь, – сказал директор. – Ты не обедал?
– Я недавно завтракал.
– Это не важно, пойдем, у меня есть бутерброды и кофе.
– Я пью чай.
– Найдем и чай. Для гостей можно чего-нибудь и покрепче, а мне нельзя, я на работе.
Перебрасываясь подобными фразами, мы прошли в комнату за кабинетом, директор открыл холодильник и стал доставать ингредиенты к бутербродам, с некоей мужской эстетикой разложил их на столике на салфетках, затем заварил чай и произнес:
– Ну, как там у вас в Белоруссии?
Утром следующего дня я проснулся, когда хозяева квартиры уже ушли на работу. Побрился, выпил чаю и стал собираться в дорогу. Прежде всего, вернул в сумку бритвенные принадлежности. Попутно решил навести в ней порядок и ужаснулся. Еще в Толмачево я почувствовал, что сумка стала немного легче, но не придал этому значения. Теперь понял, что в ней отсутствует диктофон.
Понимая, что нельзя вернуть то, что безвозвратно ушло в прошлое, я быстро собрался, черкнул записку Соне о том, что на обратном пути непременно заеду и побуду чуть дольше, отдал ключ соседке и пошел к кассам аэрофлота.