По остывшим следам - стр. 11
Также полиция установила, что 2 июля Максимов продал полученный от беглеца жемчуг мещанам Вичуг и Поляк. Его отобрали и показали монахине Варваре, которая ухаживала за иконами. Та признала жемчуг как принадлежавший к окладу Казанской Божьей Матери.
Тогда полиция провела на квартире Чайкина повторный обыск. И он дал совсем другие результаты. В кармане старой юбки Шиллинг нашли черновик телеграммы в город Обоянь некоему Ананию Комову: «Выезжай немедленно в Казань. Федор». В поддувале висячей лампы обнаружились две поддельные печати, в русской печи на поду – куски пережженной проволоки. Когда под разобрали, там отыскалось 205 зерен жемчуга, перламутровое зерно, камешек розового цвета и кусочек серебра с двумя розовыми камешками. Варвара и их признала похищенными с иконы. Еще под тем же подом лежали завернутые в тряпку 26 обломков серебряных украшений с камнями и без, алмазик и кусочек золота. В другой тряпке находились 72 обрезка золотой ризы, на одном стояла дата «1769». Рядом безо всего валялись вызолоченные обрезки другой ризы и венца с образа Спасителя, пластинка с надписью «Спас Нерукотворный» и убрус, смятый в комок.
Другие открытия поджидали полицию в гостиной. Одна из ножек стола оказалась выдолбленной и закрытой пробкой на винте. Когда ее сняли, внутри обнаружили семь завернутых в газету свертков. В них лежало общим числом 439 разноцветных камней, 6 ниток жемчуга, 246 отдельных жемчужин, несколько серебряных гаек, обломков и кусков проволоки. В чулане отыскали еще три жемчужины и серебряную проволоку. В сенях, в кадке с водой валялись серебряная гаечка и обломок серебряного украшения с двумя камушками. На дворе – расколотый камешек и обрывки серебряных ниток. В сарае в сору на поддонке – камешки, мелкий жемчуг, гаечки, обломки украшений, серебряные проволока и пластинки. Дом и двор оказались усыпаны мелкими драгоценностями. Кроме этого, полиции достались лампа для плавки металла, кровельные ножницы и каратные весы.
Самая страшная находка обнаружилась в железной печке в сенях. Там среди золы отыскали семнадцать железных петель, четыре обгорелые жемчужины, два гвоздика, две проволоки, кусочек слюды, клочки бархата, а еще часть доски с загрунтовкой и позолотой. Та же монахиня Варвара пояснила, что икона Казанской Божьей Матери была обшита бархатом. А петли и гвоздики – с ее оклада.
В Нижнем Новгороде тем временем арестовали семейную пару, которая предъявила паспорт на фамилию Сорокин. Это оказались Чайкин и его сожительница Кучерова. Их вернули в Казань. Вора заковали в кандалы, запретили переписку и свидания с родными и начали допрашивать. Пытки не применяли, но нажимали сильно.
Чайкин сразу же заявил, что икон не трогал. Их-де украл Максимов, а он только приобрел у ювелира ценности с окладов. Да, виноват в скупке заведомо краденного, ешьте с кашей. И вообще, он давно отошел от воровства, которым промышлял в молодые годы, и стал барыгой. Этим и живет – не по закону, конечно, но все ж без прямого преступления. «Я скупаю, но сам не ворую – скупать честнее».
Еще Чайкин рассказал, что его настоящее имя – Варфоломей Стоян, он крестьянин села Жеребцово Александровского уезда Екатеринославской губернии, по ремеслу кузнец. Сейчас ему двадцать восемь лет. В детстве отец жестоко с ним обращался, заставлял работать не по возрасту, и он мальчиком убежал в город. Там сошелся с ворами, вел дурной образ жизни. Но, повзрослев, решил стать честным человеком. Познакомился в Мариуполе с Кучеровой и увел ее от мужа. Тот служил в полиции, а прежде тоже был вором! Прасковья забрала сына и дочь и уехала с Чайкиным. Варфоломей купил бакалейную лавку на имя новой жены, и у них вроде бы наладилась нормальная жизнь. Но обиженный супруг нашел беглецов, написал донос, что Чайкин живет по чужому паспорту. Пришлось снова бежать. Кучеров забрал сына, а неверную жену с дочкой Женей отпустил. И вот теперь скупщика краденого обвиняли в святотатстве, а вор-то Максимов, с него и спрашивать надо.