По острым камням - стр. 39
– Давай-ка повежливее, – урезонил его Горюнов. – Что еще генерал говорил?
– Папа, а когда мы будем играть? – тоже по-арабски спросила Маша.
Александру аж передернуло.
– Почему когда нашу дочь спрашивают, как ее зовут, она представляется: Петровна? Чему ты ее учишь? Она то и дело разговаривает по-арабски. Вот как сейчас. А тебя папой не называет, говорит: Дмитрич.
Петр поспешил скрыться в ванной от толпы родственников, напоминающих цыганский табор. Но Сашка проникла следом и ее темно-синие глаза оказались напротив. Она привстала на цыпочки и полезла целоваться. Однако тут же начала отплевываться и смеяться.
– Ну тебя с твоей бородой! Знаешь, чего тебе сейчас не хватает? Дубинки и туши мамонта, перекинутой через плечо.
– Сейчас сбрею, тогда не отвертишься, – пригрозил Петр. – А тушу мамонта ты и сама в состоянии добыть. – Он подначивал ее со дня их знакомства, когда встретил Сашу, шедшую с рыбалки со спиннингом в чехле.
– Ты туда больше не поедешь? – обрадовалась Александра, по-своему восприняв бритье. – Что ты молчишь? – Она смотрела на него в зеркало. Горюнов уже намылил пеной щеки. Глаза не поднимал.
Саша обхватила его за пояс и прижалась щекой к спине.
– Тебя не было целый месяц, – забубнила она. Между лопаток стало горячо от ее дыхания. А у Петра побежали мурашки по спине, как от холода. – Ты словно нарочно напрашиваешься во все эти командировки. Что тебе дома не сидится? – Она провела пальцами по двум шрамам на его левом плече. Первый остался после ранения в Сирии. Второй он получил уже в Турции, но по иронии судьбы ранило его в то же плечо.
– Я тебя вижу только спящим. Ты как чужой, – продолжала просверливать отверстие в его мозжечке Саша, взывая к совести, хотя знала, что это с Горюновым не работает. Он вообще редко реагирует на любые упреки.
– Саня, разве с чужими спят в одной постели, кроме физиологических исключений?.. По башке то за что?! Как грубо! Муж не серьга, чтобы на ухо повесить, – вспомнил Горюнов курдскую мудрость и удостоился ледяного взгляда через отражение.
Она хотела выйти, но Петр схватил ее за руку, сам сел на край ванны, а Сашу поставил перед собой, как провинившегося ребенка.
– Что ты ворчишь? Я же как фейерверк! Красивый и шумный несколько минут, затем я скучный и нудный, когда долго без дела. Помнишь наш отпуск? – он усмехнулся.
– Зануда ты редкостный, – покивала Саша, проведя ладонью по его влажной после бритья щеке. – Сначала спишь два дня, потом начинаешь слоняться по квартире и на всех ругаться или утыкаешься в газеты. После того отпуска из газет, которые ты скупил во всех окрестных киосках, можно стены в квартире оклеить.
– Унылая квартирка получится. Так что, выходит, неудачная я партия для замужества?
Гладившая Сашина рука тут же слегка хлопнула его по щеке.
– Насилие над личностью! – показушно возмутился Горюнов, и пока Саша пыталась понять, всерьез он сердится или нет, Петр уже начал целоваться.
Она с трудом оторвалась от него и заметила:
– Ты и сейчас отсутствуешь. Витаешь в облаках. У меня все чаще возникает ощущение, что ты относишься ко мне, как бы это сказать, потребительски, что ли.
Петру надоели упреки, и он отмахнулся машинально, как сделал бы в Багдаде, когда на базаре назойливые мальчишки пытались всучить дешевую расческу или мыльницу.