По обе стороны солнца - стр. 17
– Ладно, пусть так. Но что-то я не вижу никакой Атлантиды на карте. Да и за столько времени не осталось от нее ничего. Что мы искать будем?
– Остались вы, я, безмолвные сестры, Святая мать, храмы – этого больше, чем достаточно, чтобы возродить все: язык, традиции, что там еще возрождают?
– Культуру, – дополни ее Борис.
– Молодец, садись – пять, – сказала Вэйда и поцеловала его в губы.
– Моя королева, так нельзя, – но ее рука уже расстёгивала его рубашку
– И-иванова, Лиля, ты не забывай, что ты ребенок, что все это противозаконно в конце концов, – Борис вжался в стену и чувствовал себя подростком, безвольным и беззащитным.
– Я – здесь закон, я – королева. И я тринадцать раз как достигла взрослости.
Вэйда стянула с себя блузку, легкие брюки и осталась в белоснежном белье. Эта бронзовая кожа, с холодным металлическим блеском. Этот контраст с белизной белья – она совершенство. К ней хочется прикоснуться, ее хочется согреть. Руки Бориса нерешительно потянулись к застежке на бюстгальтере. Еще движение – и вот на нагая. Без тени стеснения, без намека на стыд.
– Знаешь, о чем я могла вспоминать в своей вечности? Я вспоминала руки любящих меня мужчин. Их было немыслимо много. Я никогда не имела право на чувства, потому что рождалась, чтобы умереть. Теперь иначе. Все будет не так, я порвала эту нить жертвенности. Я хочу любить, я хочу любить тебя, Борис. Как тебе такое предложение?
– Меня посадят, – тихо сказал Борис и поцеловал свою королеву.
Ближе к утру, когда небо на востоке начинает светлеть, а звезды все еще видно, Вэйда стала метаться во сне, она шептала слова, с кем-то общалась, слушала и отвечала – каждое слово Борис старался запомнить, потом схватил со столика карандаш и тетрадь и стал записывать, уже не полагаясь на свою память – Вэйда говорила на летурийском, и некоторые слова он попросту не понимал. Еще бы знать как это правильно пишется, чтобы точно не ошибиться.
В половину шестого Вэйда открыла глаза. Вид ее был измучен, словно и не спала она вовсе. Девушка с удивлением посмотрела на Бориса, который сидел на полу, положив голову на край дивана. Она подумала, что он спит, но стоило ей только пошевелиться, Борис сразу же встрепенулся и схватил карандаш и сосредоточенно посмотрел на свою королеву.
– Эй, ты чего? У тебя все хорошо? – Лиля потянулась, ей хотелось размять шею, кажется диван Бориса Николаевича был не очень удобен для сна.
– У меня все нормально. Как ты? Ты бредила. Говорила во сне. И я почему-то подумал, что это важно.
– Странно, я ничего не помню. Покажи, – Вэйда потянула руку к блокноту.
– Я сам прочту, если ты не возражаешь. Почерк у меня не очень, да и писал на коленке.
– А если там что-то личное, – девушка хитро прищурила глаза.
– Все твои тайны, теперь наши общие тайны. Так что теперь у тебя ничего личного, кроме меня, быть не может, – он глубоко вдохнул, – Знаешь, у меня появилось такое ощущение, что я могу. Нет, вернее, имею право, указывать моей королеве. Теперь. Ну, мне так кажется.
– Ну, пока я очень даже не против. Давай читай, мой король, – и она засмеялась, по-девчачьи звонко, что у Бориса внутри снова все перевернулось – она ребенок, девочка совсем, и все что произошло так неправильно.
– Бо-Ни, ты чего завис? Что тебя вдруг смутило? Может это – она провела рукой по обнаженной груди. Или это – Вэйда вытащила ногу из-под простыни, оголив ее до середины бедра.