По грехам нашим - стр. 47
«А он преподаёт в семинарии, у него нет сомнений. Он мирно сосуществует со всеми: читает лекции по Священному Писанию для будущих священников и епископов… У него нет сомнений – он верит, что хлеб и вино становятся телом и кровью Христа, что Господь в душе его; что смерти нет, что дух вечен. Он согласен, что иудеи утратили своё избранничество и первенство среди народов… Вот этому я и не могу поверить. В таком случае, почему же евреи в России, впрочем, как и в других государствах, где они присутствуют, являются собранием привилегированных. Нет еврея землепашца, нет еврея рабочего – о чём-то и это свидетельствует!»…
В конце концов, Илья запутывался в доводах и противоречиях, и ему представлялось, что такое распутывание узлов – бред. Не надо ничего определять и предопределять… А то вдруг представлялось, что сейчас он стукнет кулаком себе по лбу и очнётся: аспирантура – и никаких семинарий…
Но преследовала тоска пустоты – Илья сознавал, что теперь душа его изнывает без духовной полноты. И вновь уныние, причём уже при ясном понимании: без Бога жить нельзя.
Для родителей страдания сына были очевидны, но они не тревожили его, полагая, что Илья вот так и перестрадает, после чего спокойно пойдёт по верному пути.
Лишь на пятый день поздно вечером Илья позвонил Павлу Осиповичу. Они поздоровались, и Калюжный неожиданно сказал:
– Ты хочешь спросить, с чего начинать?
Илья кашлянул или поперхнулся, помолчал и ответил кротко:
– Да…
– Я ожидал этого… А начинать надо с исповеди в храме – это я организую. И рекомендацию от священника тоже помогу. Собрать документы, а перед подачей объясниться с отцом, а затем с мамой… Если ты не против, при этом я могу присутствовать, потому как причастен к делу… Завтра утром и встретимся…
– Хорошо, – сухо ответил Илья.
Было ясно: первичное – духовное, религиозное пробуждение. А этому никто не поможет. Всё чаще он мысленно повторял: «Бог мой, если это Твоя воля, направь меня по пути верному, помоги». Но как в цыганском таборе – вокруг толпились сомнения. Уже через месяц предстала необходимость объясниться с родителями. Само объяснение не смущало, смущал целенаправленный шаг, за которым должен последовать следующий, не менее ответственный – а это уже дело, духовно, однако, не подкреплённое.
На помощь был призван Павел Осипович.
Какое-то время они оставались в комнате Ильи. Родители ожидали в кабинете Бориса Аврамовича. Нет, Илюша не трепетал, не робел, но ему хотелось бы заранее обдумать и решить, а кто что скажет и как с достоинством ответить на вопросы родителей. Видимо, разгадав его мысли, Павел Осипович усмехнулся и спокойно поднялся на ноги:
– Не надо загадывать, что сказать или что ответить. Господь вразумит, если дело праведное. А нам следует лишь помолиться.
И не дожидаясь ответа или согласия, Калюжный обратился к иконе Божией Матери и перекрестился:
– О Всемилостивая Госпоже, Дево Владычице Богородице, Царице Небесная!..
Пристроившись за спиной, Илья тоже перекрестился, и, слушая молитву, в душе своей повторял: «Господи, помоги, пусть будет так. Боже, помоги».
Закончив молитву, Калюжный улыбнулся, приобнял Илью за плечо и подбодрил:
– Не сомневайся. Веди…
Родители сидели на диване. Рядом были приготовлены два кресла. На круглом столе чайные чашки на блюдцах, а под колпаком большой фарфоровый чайник, в вазочке сладости к чаю.