По грехам нашим - стр. 23
Когда Щербатов думал так, он забывал о себе, о том, что год с каждым днём короче… И всё-таки однажды не выдержал – прорвалось: он засуетился, заспешил, а куда – сразу не мог понять. Обхватил голову ладонями и закричал от страха внутри себя: «Всё! Конец! Какое безумие: родиться, понять – и умереть!»
Щербатов поспешно начал переодеваться, по рассеянности надел домашние брюки с потёртыми у стоп штанинами, на домашнюю рубаху надел костюмный пиджак, подхватил портфель, в прихожей оделся без шарфа, защелкнул входную дверь и ринулся к лифту – а шел уже последний час к полуночи.
И ведь всё складывалось путём: по первому взмаху руки такси остановилось… И лишь перед дверью в полуподвале он очнулся: «Это куда же я в полночь? Они же спят…» Чтобы уйти, развернулся небрежно – стукнул портфелем в дверь и замер. А дверь щелкнула замком и открылась. На пороге стояла Наташа – впервые Щербатов увидел её в халате, но не понял этого.
– Я так и подумала, – с придыханием сказала она. – Что случилось, Пётр Константинович, что с вами? Проходите же – дует…
И он прошёл, до сих пор не проронив ни слова. Наташа включила верхний свет – Щербатов вскинул руку, взывая:
– Не надо, не надо света!
– Да успокойтесь, что с вами? – Она сняла с него шапку. – Что же вы шарф не надели, можно простудиться. – И начала расстёгивать пуговицы на пальто. Щербатов воспротивился, сел на стул и со стоном уронил голову в руки на столе:
– Не могу я, не могу! Что делать?!
Наташа понимала, в чем дело, но ответа не находила, невольно продолжая вопрошать:
– Что с вами, скажите ради Бога?!
– Спаси меня, Наташа, спаси меня… я на всё соглашусь – помоги, продли дни мои… Что делать? О-о-о… – И он испустил стон.
Наташа побледнела, поджала губы, но уже в следующий момент её как будто прорвало – и она вскрикнула:
– Да веровать! Господу верить – ехать к Матронушке! – Она вряд ли сознавала в тот момент, что выкрикивает. Щербатов, похоже, очнулся: воздел голову и медленно повёл взгляд в сторону Наташи.
– И что для того?
– Креститься! Исповедаться! Молиться и молить на мощах Матронушки, чтобы она помолилась Господу Богу о вас! – возбуждённо чеканя, возвестила Наташа.
– Ты что говоришь – подумай? – тихо изумился Щербатов.
– Иного нет…
В это время пришла Анна Ивановна со своего дежурства.
Воскресный день. Наташа побывала на ранней Литургии, причастилась, теперь же отдыхала на кровати. Хотелось помолчать и ни о чём не думать. Но в голове так и бродила память о Петре Константиновиче – очень уж круто закручивались отношения: уже договорились, что она возьмёт отпуск за свой счёт и они вместе отправятся в Москву, чтобы там, где его мало кто знает, принять крещение, приготовиться и побывать в Покровском монастыре, у Матронушки. И если понадобится, еще на неделю задержаться в столице. Все расходы Щербатов возлагал на себя. Теперь уже видно было, что он тяжело болен. Наташа понимала, человек он сложный, живёт в настоящее время под давлением болезни, но ведь в любой день или час может сорваться, впасть в отчаянье, отказаться от каких бы то ни было поездок. Ведь предстояло перекраивать всю жизнь, а в пятьдесят лет это не просто. Она посоветовалась со священником – батюшка сказал, что теперь уже отступать нельзя, быть готовой к любой развязке или неожиданности, и всегда уповать на Господа… Наташа вздремнула, когда позвонил Щербатов, сообщив, что он будет после трёх: тогда они и определят точное время задуманного… И только начала успокаиваться после разговора, в дверь постучали – в комнату вошла Валентина Львовна, одетая с претензией на демонстрацию. Наташа не знала её и никогда не видела. Но гостья с порога объявила: