По доброй воле - стр. 4
– Я КЛЯНУСЬ ПРИНЯТЬ… Я КЛЯНУСЬ. ПРИНЯТЬ. ПОСЛЕДНИЙ. ВЗДОХ. КАЖДОГО. ИЗ. ВАС. КАЖДОГО… ПОВСЮДУ. И В ЛЮБЫХ. УСЛОВИЯХ. В МИРЕ. И. НА. ВОЙНЕ.
Я закричал изо всех сил, не боясь, что меня услышат. А потом, выдохшись, повернулся к Джасперу и прошептал, утопая в отчаянии:
– Я принял твой последний вздох, Банди. Я его забрал. Прости меня. Я не мог иначе.
Мужчина не ответил. Не вздохнул. Не пошевелился. Его веки оставались неподвижны. Мои глаза, привыкшие к темноте, различили, как сильно он изменился.
Лицо Джаспера становилось синевато-серым. Губы потемнели. Он стал похож на вырезанную из мрамора статую. Такой же безжизненный. Такой же холодный. Мертвый.
Навечно молодой…
И снова невралгия пробила ребра.
Я зарычал, выпуская воздух из легких, игнорируя волны сшибающей с ног боли, и смотрел на молодого, слишком молодого мужчину!
И копал. Копал. Копал…
Когда рыхлую землю закрыл последний неровный кусок дерна, я без сил рухнул рядом с могилой. С трудом перевернувшись на спину, подставил перепачканное землей лицо прохладному воздуху.
Вот и все. Я выполнил последний долг.
Вот и все.
Я смотрел в ночное небо и медленно выдыхал, выпуская весь воздух.
Вот и все.
Я больше ничего не хотел. Хотя нет. Я хотел лежать вот так, на спине, в этом сраном лесу до тех пор, пока вместе с воздухом меня не покинет жизнь.
Мне больше не за что держаться. Мой мир разрушен до основания. Я потерял все и всех. И даже чертов Паркер не заставил бы меня подняться с земли.
Лучше бы он пристрелил меня в ту ночь. Ну, умер бы и умер. В этом случае я жалел бы лишь об одном. Что так и не попрощался с…
– Хоуп…
Зелеными искрами полыхнули в памяти глаза любимой женщины. Я словно наяву услышал ее звонкий смех.
Рука оторвалась от земли. Пальцы схватили воздух, но в моем воображении я касался ее лица, стирая с щеки крупные слезы. В моем воображении Хоуп смотрела на меня и плакала. Она что-то шептала, бессвязно, сбивчиво, и я не мог разобрать слов.
– А я ведь так и не попрощался с тобой. До сих пор, да? Как ты там, а?
Жалкие остатки воздуха с хрипом сорвались с губ, растворяясь в притихшем мире. Я устало прикрыл глаза… и вдруг разозлился. Страшно разозлился на самого себя! Уничтоженного, раздавленного, развалившегося на влажной земле посреди леса! Жалеющего себя! Готового сдаться! Сдохнуть!
Да что со мной не так?!
Я втянул сквозь зубы холодный воздух и зарычал, тяжело перевернулся на бок и с трудом встал на ноги.
Да что не так со мной, дьявол меня раздери и разбросай по миру?!
Я зажмурился и пьяно пошатнулся, когда голова закружилась. И снова увидел Хоуп.
Ее щеки блестели от слез, но зеленые глаза искрились. И эти искры разожгли что-то в моей груди. Что-то, что не жгло, а грело. Что-то, что заставило меня выпрямиться, вдохнуть побольше воздуха и тяжело зашагать через лес в сторону дороги и брошенного автомобиля.
Во мне зародилось кое-что живое. Желание. Я хотел увидеть ее. Хотел убедиться, что с ней все в порядке.
Перебравшись через густые заросли, я бросил последний взгляд на могилу товарища и прошептал:
– Прости меня, Банди. Когда-нибудь я приду к тебе и расскажу обо всем. Ты заслужил правду.
Свет фар рвал темноту на части. Чем ближе я был к городу, тем светлее становилось небо впереди. И это были не рассветные лучи, а электрический свет – знак наличия цивилизации.