По битому стеклу - стр. 11

– Вы будете держать меня в курсе вашего расследования?

– Да, конечно. Завтра вам надо будет подъехать, дать показания.

– В котором часу?

– Вы позвоните, когда будете готовы, –  протянул он мне свою визитку. – Главное, держитесь. Все утрясется.

Я дернула головой, демонстрируя, что мне не нужны эти тупые утешения. Не нуждаюсь, уж простите.

– Ядвига Карловна, – громко окликнул меня кто-то.

Я обернулась на голос. Высокий худощавый мужчина в неприлично дорогом костюме стоял явно в окружении  охранников и смотрел на меня со смесью жалости и понимания.

– Ядвига Карловна, – повторил он и протянул мне руку. – Примите мои соболезнования.

– Виктор Алексеевич, я думаю, вам не стоит.., – попытался остановить его один из сопровождавших, но незнакомец отмахнулся от него, как от назойливой мухи.

– Мне искренне жаль, что так получилось.

– Вы кто? – спросила я у незнакомца, очень уж он выделялся на общем фоне.

– Виктор Плетнев, – представился мужчина и пояснил: – Я был за рулем второй машины.

Так я впервые увидела Виктора Алексеевича Плетнева, человека, по вине которого вдребезги разбилась моя жизнь.

Я не вцепилась ему в лицо, обвинив в убийстве. Он не стал падать передо мной на колени, умоляя простить его. Нет, ничего такого не случилось.

В тот момент я еще не вполне осознала, кто стоит напротив и с таким участием заглядывает в мои глаза. Я поняла только, что это водитель красной Мазератти, и мне стало необычайно интересно, как чувствует себя человек, выживший в автомобильной аварии, унесшей четыре жизни. Вот там, в нескольких метрах от нас, лежит не остывший еще прах, а он стоит тут – живой и вроде бы даже здоровый. О чем он думает, водитель красной Мазератти? Изменилась ли его жизнь за те пару минут, что понадобились, чтобы осознать – там, где другие потеряли жизни, он отделался лишь легким испугом и чуть поцарапанной машиной?

Именно поэтому я сделала шаг навстречу мужчине, чтобы получше его рассмотреть. Мне показалось важным увидеть его глаза. Но шагнув, я ощутила, что меня подхватывают под руки и настойчиво тянут куда-то, а охранники (или соратники?) встали стеной между нами и аккуратно оттесняют господина Плетнева в сторону.

Я покорно позволила посадить себя в машину и увезти. Уже дома, оставшись наедине с собой,  ощутила, что ничего в моей жизни больше  не будет прежним.

Все последующие дни слились в моем сознании в одно серое, мутное марево.

В себя пришла во время похорон. Вдруг очнулась и обнаружила, что стою на кладбище, вокруг меня суется какие-то люди, а перед глазами четыре гроба. Но я смотрела только на один. Маленький, будто игрушечный. Там, внутри, лежал мой сыночек. Нет, я знала, что в той страшной аварии мои родные сгорели практически дотла. Там, со сути,  и хоронить было нечего. Но родители Андрея настояли, чтобы останки похоронили по-человечески, и я послушно согласилась.

А для меня они так и остались живыми – отец, мама, муж и Сашенька. Мое солнышко, мой маленький сыночек. Я закрывала глаза и видела его в кроватке. Таким, каким оставила в наше последнее раннее утро. Сонным, теплым, сладким. Пахнущим для меня совершенно по-особенному, моим ребенком.

Я стояла возле могил и смотрела, как опускают гробы.

Внезапно раздался громкий и четкий голос матери Андрея.

– Это ты во всем виновата!