Плюсик в карму. Книга первая - стр. 13
– Ну уж какие есть, и за то спасибо. Этот возница, что дрова привез, да подавальщица в столовке – все мое общение. А откуда, ты думаешь, у меня эта миска? Это мне Малика с собой еду несколько раз давала, а посуду назад не стребовала. С возницей сложнее. Только и могу, что парой слов перекинуться, пока он кули с кормом около вивария выгружает. А нынче и того не получается. Сейчас виварий почти пуст – сбросил груз и за ворота. Это он надоумил меня на торжище сходить и даже отвез в первый выходной.
Про обитателей вивария Пашка спрашивать не спешил. Ольга его сдержанность оценила – говорить хотелось о другом. За общим делом и болтовня течет как маслице. Приятно, когда слушают и слышат, а не только понукают, вот Павел и разговорился.
Жили вдвоем с отцом – мама погибла, когда мальчишке было десять. Про батю, бывшего военного, воспоминаний было больше всего. Ольга слушала и радовалась – повезло Павлуше с родителем, путевого парня вырастил. Очень хотелось поскорее узнать, как его занесло в этот мерзкий мирок, но выспрашивать она никогда не умела. И хорошо, что не спросила, потому как вопрос «как ты сюда попал?» необратимо трансформировался в «как ты умер?».
Хороший мальчик Паша отлично сдал ЕГЭ, и они с друзьями – к несчастью, всем уже было по восемнадцать – решили не шагнуть в новую жизнь, а прыгнуть. С парашютом. То ли инструктор недоглядел, то ли летчик, экономя топливо, недобрал высоту, но Пашку вынесло на деревья. Как его нашли, сколько времени искали, парень не знает – очнулся уже в новом мире.
– Я помню только сон, тёть Оль. Типа все плохо, лежу забинтованный. В голове муть, дышать трудно, глаза открыть сил нет. Слышать вроде слышу, а голова работает туго-туго. Почуял – сел кто-то рядом и давай уговаривать, соглашайся-де на экспериментальное лечение, тогда точно поправишься. Если не согласен, то можешь и не выжить, а выживешь – с подорванным здоровьем останешься. Или вовсе дурачком станешь, крови, дескать, много потерял, мозг такого не прощает. А мне никак нельзя дурачком, я в военное училище поступать хотел. Раз я тут, значит, согласился, а как согласился – не помню...
Думать о том, что пережил Пашкин отец, когда ребенок исчез, было невыносимо. Бывший военный, надо полагать, был волевым и сына наверняка искал исступленно. Ольга лишь надеялась, что пацан не слишком хорошо представлял себе процессуальную сторону проблемы, а то бы сожрала его вина перед отцом, как ее сейчас гложет вина перед своими.
– А дальше?
– Очнулся уже здесь. И что характерно – здоровый. Я такой: возвращайте меня назад, у меня планы на жизнь. А они: договор устный, но магически скрепленный. Нет тебе пути назад, а раз буянишь вместо благодарности, что жизнь спасли, то шуруй на аукцион. Толку от тебя, непокорного, пшик, так хоть доход принесешь. И в голове бац – что воля, что неволя, все равно. Там, на аукционе, меня толстый Тим и выкупил, то есть мой контракт на год. Это потом мне добрые люди шепнули, что контракт магический и Тим может штрафовать меня не деньгами, а временем, продлевая и продлевая кабалу. Не сразу, но сообразил, что лучше затихариться. До кучи Тима предупредили, что я своенравный, и он, скотина, на меня ограничитель надел. Ограничитель – это такой браслет на ноге: хочешь взбрыкнуть, а не можешь – подавление воли. Даже защититься не можешь. Браслет из дешевых – любой чих принимал за неповиновение.