Пляски с волками - стр. 33
Подполковник Радаев – мужик примечательный. Лицо словно вытесано тупым секачом из сырого полена – но за физиономией портового грузчика, а то и биндюжника кроется светлый ум, цепкий и острый, золотые мозги прирожденного контрразведчика. Я к нему пришел уж никак не зеленым стажером, наподобие Петруши, но за год службы под его началом научился кое-чему крайне полезному…
От нечего делать в который раз посмотрел на портрет Верховного на стене, в который раз отметил окаймлявшую его широкую полосу выцветших обоев – явно прежде тут висел гораздо больший по размерам портрет Гитлера. Закурил. Радаев это разрешал, они сам дымил как паровоз. Подполковник чуть заметно поднял брови: очень похоже, дошел до того места, где я упомянул об откровенных намеках некоторых на волка-оборотня.
Конечно, фамилий я не приводил: не стоит по таким пустякам стучать ни на Федю (он мне не закадычный друг, но безусловно старый добрый боевой товарищ, «альтер камерад», как говорят немцы), ни на Сипягина – справный солдат. Но и не упомянуть о том, что они говорили, не мог. Порой приходилось, канцелярски выражаясь, «фиксировать характерные высказывания», и я решил, что это как раз тот случай, тем более в отсутствие убедительных стопроцентно материалистических версий. Вот и написал обтекаемо: в беседах со мной двое военнослужащих упоминали о волке-оборотне, с каковым и связывали странного покойника. Конечно, всерьез они в свои слова не верили, но такое впечатление, как бы это выразиться, теоретически допускали…
Радаев отложил бумагу, неторопливо закурил и невозмутимо глянул на меня:
– Вот так, значит… Волк-оборотень… Фамилий ты не указал… но я их и не спрашиваю. Еще дойдет до какого-нибудь особо ретивого замполита, возбудится, болезный. Политика партии и правительства касаемо дел церковных сейчас, конечно, другая, не то что во времена воинствующих безбожников, но это ж не церковные дела, а махровая мистика… Совсем другой коленкор. Мало ли что… Ну а сам-то ты что о волках-оборотнях думаешь?
– Они бывают только в сказках, – сказал я, ничуть не кривя душой. – Немецкие вервольфы, славянские волкодлаки…
– Китайские лисы-оборотни… – кивнул он. – Я в свое время на Дальнем Востоке такого наслушался. Ну а есть у тебя какая-то материалистическая версия насчет этого странного покойника? Или хотя бы наметки? Не может не быть наметок, у тебя хватило времени как следует все прокачать. Так как?
– Кое-какие наметки есть, – сказал я, нисколечко не промедлив. – Именно что вполне материалистические. Временем ограничиваете?
– Ничуть.
– Ну что же… Я не большой любитель страшных сказок. Тут другое. Когда мне было лет десять, я в кладовке нашел несколько годовых подшивок журнала «Мир приключений». Был такой в двадцатые годы…
– Помню, – кивнул Радаев. – Интересный был журнал, жаль, что давно не выходит… И что ты там вычитал?
Я отвечал без запинки, будто отличник у доски:
– В Средневековье была такая психическая болезнь… Люди искренне считали себя волками, как обычные психи – Наполеонами. Ни в каких волков, понятно, не превращались, не носились голыми по полям-чащобам. Иногда нападали на прохожих, кусали их чувствительно, а то и до смерти загрызали. Человек ведь тоже может другого загрызть, а уж покусать… Для них даже есть научно-медицинское название – ликантропы.