Пляска смерти. Воспоминания унтерштурмфюрера СС. 1941-1945 - стр. 29
– Ну что же, пусть Господь пошлет тебе легкую смерть, – сказал крестьянин и предложил осужденному папиросу, которую тот неуклюже принял скованной рукой. – Когда это должно произойти?
– Нынешним вечером, – ответил коммунист с готовностью.
Затем процессия двинулась дальше. Мы, наблюдавшие за этим эпизодом немецкие солдаты, переглянулись в полном недоумении. Вероятно, пожилая женщина с Поволжья правильно подметила: чтобы понять душу русского человека, мотивы его поведения, требуются другие, не совсем обычные мерки.
На следующее утро нас отвели в район города Бобринца на отдых и переформирование. Из Германии прибыли новобранцы, призванные восполнить наши тяжелые потери в личном составе, а с ними почти сразу и дизентерия.
Госпитали оказались переполненными заболевшими. Первым из моих друзей заразился Кауль, которого я не встречал уже давно, с тех пор как его перевели в особое подразделение другого батальона. Он жаловался на серьезное расстройство желудочно-кишечного тракта, и, когда мы встретились, я воочию увидел, какой он бледный и худой. Мы разговорились, и я рассказал ему о женщине из немцев Поволжья.
– Быть может, она права, – задумчиво проговорил Кауль. – Вполне возможно. Одно не подлежит сомнению: что бы красные ни начинали, они всегда доводят свои дела до логического завершения. В своих действиях они последовательны и беспощадны. Все замыслы они осуществляют с железным упорством и настойчивостью, тогда как мы часто ограничиваемся пространными рассуждениями. Другими словами, красные делают все до конца, мы же во многих вещах застреваем на полпути.
Я искоса взглянул на Кауля, и мне показалось, что он в чем-то переменился.
Последующие несколько дней мы ели, пили и отсыпались. Ежедневные сводки возвещали о нескончаемой серии блистательных побед германского оружия.
Число дизентерийных больных возрастало. Уже вернувшиеся из госпиталей рассказывали жуткие истории об условиях пребывания в лечебных заведениях. Многие пациенты были вынуждены вместо кроватей довольствоваться разостланной на голом полу соломой, не хватало уток, и люди были вынуждены использовать для этих целей солдатские стальные каски.
Как-то утром я поймал себя на том, что с радостью смотрю на свои нормальные экскременты. По-видимому, беда обошла меня стороной, и я был абсолютно здоров. Вскоре пришел приказ, запрещавший пить некипяченую воду и есть арбузы.
Наш период отдыха прервался внезапно. Началось новое наступление, и нам предстояло выдвинуться к Днепру. Когда вечером мы подъехали к реке, я вдруг почувствовал сильное недомогание и поспешил сойти с грузовика. С трудом удалось мне потом найти свою часть в гуще автомашин, скопившихся перед временным мостом у Берислава. После этого мне пришлось еще три или четыре раза бегать в поле. На лбу выступили крупные капли пота, тело сотрясала дрожь. У моста на обочине нам повстречался фельдфебель нашей роты.
– Слышал новость? – спросил он. – Мы только что похоронили Кауля.
У меня болезненно сжалось сердце. Кауля направили в госпиталь для обследования, и на следующий день он умер: не выдержало сердце.
– Сегодня ты жив, а завтра уже готов, – философски заметил фельдфебель. – Будьте осторожны, нам предстоят жестокие бои.
Мы достигли моста в полной темноте, но не успели мы проехать по нему и пятисот метров, как в небе вспыхнуло ослепительным светом множество осветительных ракет. Затем градом посыпались бомбы, взрывы следовали один за другим, справа, слева и повсюду вокруг. А мы сидели не шевелясь в автомашинах, стоявших на мосту. Расположенные по обе стороны реки немецкие зенитные батареи вели интенсивный огонь, а бомбы не переставали падать. К счастью, ни одна из них не задела моста этой ночью.