Пляска смерти - стр. 55

– В английские колонии. Сейчас они называются Соединенные Штаты Америки. Но, честно говоря, не важно, Жан-Клод, куда тебе плыть, лишь бы только прочь с этого континента и подальше от нее.

Жан-Клод снова опустил голову, и если что и было в его глазах, показывать этого он не хотел.

– Я не могу заплатить тебе, Огюстин. Я ушел, не взяв ничего.

– Это будет дань твоей храбрости, ибо ты оставил рай не однажды, но дважды. Дважды, когда я все бы отдал, чтобы его вернуть.

Жан-Клод поднял лицо, прекрасное и непроницаемое – такое лицо бывало у него, когда он скрывал свои мысли.

– Ты тоскуешь о Белль – или об ardeur’е?

– О них обоих.

– Белль я тебе вернуть не могу, но поделиться с тобой ardeur’ом – в моей власти.

В мгновение ока лицо Огюстина осветилось желанием, нуждой такой острой, что она сверкнула в глазах, как сверкает в облаках молния. И тут же лицо стало спокойным, голода как не бывало – но мы его видели. В этот миг я перестала видеть комнату как парящий призрак, я оказалась в голове Жан-Клода, как была внутри него и Белль в предыдущем воспоминании.

Голос Огюстина был так же тщательно нейтрален, как его лицо, когда он сказал:

– Это дар, Жан-Клод. Я не прочь стать тебе другом. Друзья не считаются ценностью услуг.

Мы удивились, и мы слишком долго были с Белль Морт, чтобы этому поверить.

– Я бы отдал свое тело, чтобы получить то, что ты предлагаешь мне бесплатно, Огюстин.

– Потому я так и предлагаю. Да, я жажду снова быть с нею. Я не перестану любить ее до конца времен, но не всегда мне нравилась она или то, что она заставляла нас делать. – Лицо его омрачилось воспоминаниями, но он прогнал их и улыбнулся снова. – Я бы остался с ней навеки, делая все, что она скажет, ее добровольный раб, пусть даже я знал, что она – зло. Я был слишком… – он поискал слово, – …погружен в нее, чтобы даже желать себе спасения или спасения тем, кого порабощал для нее по ее желанию. Если бы она не прогнала меня, у меня бы никогда не хватило сил уйти.

– Ты отказался выполнить ее прямой приказ. При ее дворе до сих пор говорят об этом.

Он кивнул:

– Даже для столь слабого, как я, есть вещи, которые он делать не будет.

И ощущение потери и скорби отразилось на его лице.

Мы приложились щекой к его руке на подлокотнике кресла, мы подняли глаза, глядя ему в лицо. Рука его под нашей щекой не шевельнулась, будто он даже дышать перестал.

– Позволь мне поделиться единственным моим даром с единственным моим другом.

Он постарался не выразить на лице желания, но преуспел лишь наполовину.

– Ты не обязан это делать, Жан-Клод. Я сказал то, что сказал. Это мой дар тебе.

Рука его напряглась – будто тело старалось сохранить неподвижность, а рука его не послушалась.

– Я знаю, что ты предпочитаешь женщин.

– Как и ты, – ответил Огги.

– Да, но Белль своими личными мужчинами с другими женщинами не делится.

Огги улыбнулся – улыбкой дружеской, но не более. Она никак не отвечала растущему напряжению в руке, лежащей под нашей щекой. И голосом очень спокойным он ответил:

– Кроме тех случаев, когда она хочет, чтобы мы эту женщину соблазнили.

Мы тоже улыбнулись.

– Ради денег, земель или политики, oui. – Мы улыбались той же улыбкой, выработанной столетиями в ее постели, столетиями роли пешек в ее великих планах. – Я единственный из ее линии, кто унаследовал