Пломбир с шоколадной крошкой - стр. 22

Сегодня мы выступали с «Щелкунчиком», моим любимым произведением, заставлявшим выложиться по полной. Щекочущая душу мелодия и знаменитая история вызывали трепет. Интересным опытом был балет. Через немой набор движений и жестов мы передавали чувства героев, воскрешали сказки и образы.

Сегодня с нами выступали парни, которые периодически приходили на репетиции. Без них «Щелкунчика» не поставишь. Отплясав первое действие, мы, еле дыша, жадно глотая воду, готовились ко второму. Закончили мы двухминутным апофеозом – вальсом. В портере сидели важные шишки, которые вносили записи и о чем-то между собой шептались. Возможно, были приглашены представители балетный трупп других стран. Я надеялась только, что мне сохранят стипендию, большего не желала.

– Скоро состоится званый ужин, вам нужно будет на него явиться. Там соберутся наши сегодняшние зрители. Многим поступят предложения, не упустите такой шанс! – Говорила миссис Уайтстоун, пока мы возвращались в человеческие обличия в раздевалке.

Выйдя из театра, я глубоко вдохнула прохладный осенний ветер. Несколько сорванных оранжевых листьев врезались в мою куртку. Пока мы выступали, прошел дождь, все дороги были в небольших лужах, а воздух стал намного свежее.

– Кэтти!

Папа?!

Я круто обернулась. Вот он. Томас Джеферс, собственной персоной, в длинном коричневом пальто, с шляпой в руках стоит на ступенях театра. Я поднялась по лестнице и прыгнула отцу в объятия. Он покружил нас вокруг своей оси, и я снова стала малюткой Кэт, первоклашкой и егозой.

– Папочка! – Промурчала я ему в шею.

– Солнышко, до чего же красивое выступление! И как ты выросла!

– Пап, да мы виделись три месяца назад! – Рассмеялась я, беря его под руку.

Зеленые глаза отца блеснули в свете фонарного столба. Тонкие губы сложились в улыбке.

– Для меня это целая вечность. – Парировал он. – Я серьезно, ты была великолепна! У меня волосы с дыбов не опускались!

Я снова рассмеялась и потянула его вперед.

– Ты на машине?

– Да, оставил на парковке. Довезу тебя до общежития и поеду в Джерси-Сити. Бабуля, наверное, нервничает, что приходится смотреть «мылодрамму» в одиночестве.

Папин красный Гольф стоял прямо под кленом, листья которого собрали все оттенки желтого и красного. Мы плюхнулись в салон, папа завел мотор и приоткрыл окна.

– Как ты узнал адрес? – Спросила я, рисуя на запотевшем окне сердечки.

– Выпытал у миссис Уайтстоун. – Ответила папа и выехал с парковки. Ехать нам не дольше пятнадцати минут. – Как у тебя дела?

– Все хорошо!

Я вкратце рассказала об учебных проектах, оценках, успехах. Поведала и о знакомстве с Холли, порадовав отца тем, что наконец-то начала общаться с миром живых.

– Я счастлив, что ты потихоньку возвращаешься к себе прежней. Вспомни, ты ведь была той еще…

– Занозой в заднице? – Перебила я.

– Хуже. – Хохотнул папа. Его смех действовал как лечебная грелка. – Тебя было не остановить! Помню, Лу сидит, читает сказку, а ты вертишься вокруг неё юлой! Или тот день, когда мы с Эсмеральдой и Лу ездили в Нью-Йорк, помнишь?

Я кивнула. Ещё бы мне не помнить один из лучших дней в жизни.

– Мы встретили уличных танцоров на Таймс-Сквере. Они собирали деньги. Помнишь, ты присоединилась к их танцу? И это в восемь лет! Ты покорила всех прохожих. А Лу сердилась, ей не нравились такие…