Плохой. Сердце вдребезги - стр. 31

— А я тебя хочу, — сказал он мне на ухо, обжигая кожу своим горячим дыханием, и обжигая душу своими похотливыми словами и действиями…

— Ч-что? — уставилась я на него, уперев руки в его грудь, чтобы он и не смел приближаться.

— Тебя хочу, — повторил он, лизнув мою ушную раковину и заставив меня снова вздрогнуть. — Сделаешь мне приятно — получишь трудовую.

26. 25.

— А ты в курсе, что мы в двадцать первом веке живем? — спросила я, равнодушно глядя на губы, которые он мне подставил.
Как же всё иногда в жизни меняется с ног на голову… Еще года четыре назад я все готова была отдать, чтобы он требовал моих поцелуев, сейчас же…

Сейчас я не хотела их ему дарить.

По-крайней мере, вот так, при таких обстоятельствах.
Он считает, что если я нахожусь в сложном финансовом положении и близко к черте бедности, то даже проституткой стану?
Нет уж, облезешь ты три раза, Бодров.
Та глупышка, что слепо и беззаветно тебя любила, давно умерла.

Родилась женщина, которая ни за кем не бегает, ни перед кем не пресмыкается.

И никому не верит.

Жизнь научила этому.

Твоя же любовь, Бодров, мне поставила офигительную прививку от слепой глупой веры.

Ты отличный учитель, однако.

Опыт был дорогой, очень болезненный, но зато какой продуктивный!

— И что? — изогнул он бровь. — Как это относится к моей просьбе?

— А так, что я за трудовую с тобой сосаться, или тем более спать, если ты себе это вообразил уже, не стану, — заявила я, вскинув подбородок. — Я просто куплю новую книжку, а записи восстановлю через пенсионный фонд. К тому же, сейчас всё хранится на цифровых носителях.
Впрочем, он уже один поцелуй и сам взял. Но то сам…

Без моего желания.
А он хочет моей ласки и нежности, потому и давит на то, что я должна приласкать его САМА.
Сейчас прямо, размечтался.
Закажу ему самую лучшую губозакаточную машинку с первой зарплаты! Хотя… Чего тратиться на него?
Дешевую самую закажу — иного он и не достоин!

Пускай губы свои закатает и забудет уже обо мне, поганец!

Назар шумно выдохнул и отпустил меня. Отвернулся и стал смотреть в стенку.

— Ну что ж… Твой выбор. Можешь таскаться по пенсионным фондам, — сказал он. — Точно не хочешь остаться?

Меня пробрала дрожь от мысли, что я останусь, и…

Назар будет снова пытаться меня поцеловать.

Мне отчаянно не хотелось, чтобы он касался меня снова, или даже просто — смотрел.

Не хочу, и всё.

— Спасибо, что хотя бы расчёт мне отдал, — поддела я его сама не зная зачем.

— Твои деньги я бы не забрал, — отбил он.

— А я уже не знаю, чего еще от тебя ожидать!

— За кого ты меня держишь? — повернулся он ко мне. Его взгляд обжигал. — Я похож на того, кто ворует чужие зарплаты? Маленькие, надо сказать. Это для меня не деньги. За такие только ты прыгать будешь, поняла? Как собачка. Иди, прыгай дальше…

Я горько усмехнулась.

Снова оскорбления…

Этого человека ничто не изменит. Даже могила.

— Деньги — это просто бумажки, — сказала я, обернувшись на пороге, когда взялась за ручку с намерением выйти. — Люди — важнее. Но ты всю жизнь всё измеряешь только банкнотами. Лучше быть бедной, но с чистой душой, чем такой, как ты, Назар.

— А какой я? — усмехнулся он, скрестив руки на груди.
— Пропащий, — ответила я. — Сходил бы ты в церковь, что ли…

— Слушай, давай только без проповедей, — ответил он. — Поздно меня воспитывать. Ты хотела уйти прыгать дальше собачкой? Так прыгай.