Плохиш - стр. 35

— Ты носишь ее, серьезно? – спросил он. Нужна минута передышки, привести голову в порядок, найти отрезвляющую причину, почему это все одна большая лажа.

— Конечно, это ведь твой подарок. Настя сказала, что обошла все магазины, но среди серебра такого не было, и она сказала, что это просто какой-то сплав и он скоро потемнеет и облезет. Мне все равно. Я снимаю, когда купаюсь, и очень его берегу.

— Что? – Стас не сдержал смех. – Сплав? – Он от души расхохотался.

— Извини, - Влада потупила взор, потянула цепочку, выуживая из-за ворота свитера подвеску и сжимая ее в кулаке. – Он для меня дороже всего на свете.

Ладно, пусть святая наивность верит, что это сплав и цирконы. Главное, что носит, хотя подвеска выглядит довольно детской, игрушечной. Не каждая из его подружек стала бы носить такое, даже если это платина и два изумрудных «глаза». Черт знает, почему купил его. Просто слонялся без дела по Парижу и зашел в «Картье». На карте была первая заработанная самостоятельно кругленькая сумма, а на носу – Новый год. В итоге мать получила свои серьги, а его взгляд зацепился за безделушку, которая лежала особняком. А в памяти почему-то всплыли заплаканные глаза сестры Артема, когда она в очередной раз поругалась с отцом.

— Это хороший сплав, Влада, - стараясь казаться серьезным, уверил Стас. – Он точно не облезет.

И в этот момент откуда-то из-за подушки раздалась настойчивая мелодия ее телефона. Влада замотала головой, и Стасу самому пришлось достать его.

— Твоя мама. – Он показал экран телефона. – Волнуется.

Она взяла трубку, выскользнула из кухни, по пути немного не разминувшись с дверным косяком. Стасу потребовалось несколько секунд, чтобы сунуть ноги в насквозь мокрые кроссовки и уйти, проверив, надежно ли захлопнул за собой дверь.

Прохладный воздух мартовской ночи отрезвлял, вколачивал в голову чувство вины за случившееся.

Что это, мать его, было?

7. Глава седьмая: Влада

Глава седьмая: Влада

Наше время

Влада не могла сказать точно, сколько времени провела в темном воняющем бытовой химией углу, мысленно ругая все на свете и в первую очередь – свою беспечность. Надо же, возомнила, что сможет тягаться с Онегиным. У него нет и никогда не было сердца. И если она еще с горем-пополам могла оправдать иллюзии шестнадцатилетней влюбленной соплячки, то попасться на эту же удочку в девятнадцать… Ну и кто она после этого, если не размазня?

— Чего расселась? Сразу предупреждаю: увижу тут с сигаретой – сразу начальству пожалуюсь. Травитесь в другом месте.

Влада так ушла в себя, что не заметила, как в подсобке появилась низенькая, плотно сбитая женщина неопределенного возраста «сколько-то после сорока». Она так быстро навела порядки после их со Стасом «задушевного разговора», что Влада сразу поняла – перед ней та самая Аллочка, уборщица и хозяйка этого государства в государстве.

— Простите, - Влада кое-как поднялась на ноги. Слабость в мышцах была невероятной, и она на всякий случай придерживалась за все туже пресловутую стойку.– Я стажер, Влада Егорова. Хотела одолжить у вас немного вот этого, - кивнула на свою охапку, - чтобы прибраться на новом рабочем месте.

Аллочка как будто поверила, во всяком случае, не бросилась на нее ни с кулаками, ни с претензиями.

— Алла Николаевна, но тут я для всех просто Аллочка. Ты что ли стол Малышева заняла? – сказала она, ловко ныряя в рабочий халат.