Плохая хорошая дочь. Что не так с теми, кто нас любит - стр. 5

– Кел, – всхлипывала я. – Я на самом деле не знаю, как к этому относиться.

Сидя на табуретке, я хватала ртом воздух и вытирала слезы. Мой бойфренд терпеливо сидел рядом, посматривая на меня, и когда я опустила на колени одну руку, накрыл ее своей.

Я чувствовала, что знаю своего отца, и знаю, что он чувствует то же самое. На самом деле мы все это время по большей части лишь создавали мысленные конструкции друг друга, но не могли физически их подтвердить или опровергнуть. Мы воображали себе друг друга, представляли, какими мы окажемся, задолго до реальной встречи. Дядя Кларенс, брат отца, часто смотрел на меня, когда мы находились в одном помещении, и я иногда перехватывала его взгляд. В ответ он виновато улыбался, и улыбка его казалась такой знакомой и такой спокойной. «Извини меня. Но ты выглядишь точь-в-точь как мой брат, только поменьше и с косичками», – говорил он. Потом он обнимал меня, и мы вместе смеялись, чтобы прогнать грусть. Мне всегда хотелось, чтобы он рассказал побольше о своем младшем братце, которого так любил, о том человеке, который оставил мне свое лицо и почти ничего, помимо этого. Но дядя редко пускался в воспоминания. Да и встречались мы с ним не так уж часто. Но я продолжала мечтать.

В редких случаях, когда я навещала отца, наши встречи, пусть и приятные, были отягощены грузом наших ожиданий. Мы были рады увидеть друг друга, но не всегда могли сказать то, что хотели больше всего, из риска испортить мечты и фантазии другого. Мы никогда не обсуждали эту тему, но каким-то образом пришли к общему соглашению. Вроде негласного договора между эмоционально отчаявшимися отцом и дочерью. Контракт на поддержание поверхностной связи.

– Все в порядке, детка, – говорил отец, когда я по телефону пыталась извиниться за то, что не писала ему писем. – Напишешь, когда захочешь. Я терпеливо жду и всегда буду счастлив получить от тебя весточку.

Сам же он продолжал посылать мне письма. Он писал о том, что я его любимая девочка, его сокровище и что я лучшая дочь в мире, о какой только можно мечтать. На протяжении долгого времени это было все, что мне требовалось. Конечно, до тех пор, пока мне не понадобилось нечто большее.

Самое первое воспоминание о моем младшем брате Ар-Си: он ест переспелый помидор. Помню, как он вцепился в мясистую красную плоть, держа плод единственным доступным ему способом – сжимая изо всех сил. Это нормально для маленьких детей, которые еще не освоили моторные навыки. Для них нет разницы между «держать» и «сжимать». Он не умел по-другому, да и я, честно говоря, тоже. Конечно, внутренности помидора просочились между его маленькими пальчиками, свалившись на белый поднос. Когда он раскрыл ладонь, чтобы откусить кусочек, там оставались только холодные ниточки яркой кожицы и маленькие белые семечки.

Брат был таким маленьким, что не умел даже ходить, но я умела. Покопавшись на нижней полке холодильника, я нашла какую-то еду и попыталась нарезать ее для него ножом для масла. Он же плакал, сидя в ходунках, маленькие колесики которых катались по полу взад-вперед, когда он раскачивался во все стороны. Мама спала так крепко, что его крики не разбудили ее. Мне не хотелось, чтобы она просыпалась, и я решила помочь ей. Я старше брата на четырнадцать месяцев, так что мне, по-видимому, было тогда около трех лет, и это – мои первые воспоминания. Наверное, мое рождение стало для матери настоящим чудом. Ей еще в подростковом возрасте удалили один из яичников, и врач заявил, что другой не будет работать. Но, очевидно, в моем случае он сработал. Затем родился Ар-Си, и я перестала быть чудом. Я стала старшей сестрой, и мне это нравилось. Я с самого начала очень сильно полюбила его.