Пленники Сабуровой дачи - стр. 7
– Всегда! – назидательно ответила Лариса. – И можно, и нужно.
Мнения брата по этому вопросу ее не интересовало. Ей казалось, что и сам он должен был как-то поуважительнее вспоминать происшедшее.
Если бы не героическое вмешательство тети Джавгарат тем холодным мартом, Женьки сейчас, скорее всего, и в живых не было бы. На третий день второй немецкой оккупации еда в доме почти совсем закончилась. Зато в наличии было мыло, купленное мамой еще в относительно благополучном феврале. Соседка его варила, и мама по доброте душевной истратила часть первого и на тот момент последнего госпитального жалования на покупку про запас. Теперь это мыло надо было продать. Женька вызвался пойти на базар. «Вы же сами говорили, мол, «татаркины» там что-то продают иногда. Чем я хуже? Я тоже смогу!» И пошел. Первый же подошедший к нему «покупатель» оказался эсэсовцем.
– Юде? – Он ткнул пальцем Женьке в грудь, злобно щурясь. Наученный Женька глупо улыбнулся, залепетал, мол, «с ума сошли? Татарин я, испокон веков тут стою». Немец ни за что не поверил бы, если бы не вовремя оказавшаяся рядом тетя Джавгарат. Она громко закричала, доказывая, что это ее сын и что вон еще четверо такие же чернявые и вертлявые, и, если не верите, можете у добрых людей спросить, которые всех тут на базаре знают и с которыми у немцев давно сложились определенные товарно-денежные отношения. Люди были не столько добрыми, сколько пуганными – завидев назревающий конфликт, шарахнулись. Спросить немцу было некого, и он отвязался. После этого тетя Джавгарат привела Женьку домой и долго отчитывала маму за то, что выпустила сына на улицу. И Ларисе тоже досталось.
– Ты на себя смотри! – говорила она Ларочке. – Черты тонкие, глаза светлые, на голове платок. А теперь на него – один нос чего стоит и чуб этот с барашинами! Ум есть? Кто из вас троих на базар ходить должен?
Тем же вечером было решено отправить Женьку в дальнее село к бабушке Зое – родной тетке папы Якова. А тетя Джавгарат с сыновьями на Конный базар с тех пор не ходила, боялась, что местные торговцы опомнятся, разберутся и припомнят ей эту историю. И ведь никогда не упрекала Ларису с мамой, говорила даже, мол, на Журавлевском базаре ее пирожки лучше идут, хотя на самом деле все знали, что и добираться ей туда сложней, и торговля там хуже некуда. Лариса слышала, что с тех пор, как в ноябре 41-го партизаны устроили на Журавлевском базаре пожар, а немцы в отместку схватили 15 случайных мужчин и повесили, покупателей там существенно поубавилось.
Женька тем временем – уже не в Ларисиных воспоминаниях, а прямо сейчас – выделывал очередной финт. Пялился на красноармейца так, будто клоуна в цирке рассматривал. Да еще и выдал вдруг свое авторитетное мнение:
– Ты как буржуин прям!
– Чего это? – насупился отниматель воды.
– Ну… С погонами, – усмехнулся Женька. Толпа вокруг согласно загомонила, кто-то даже хихикнул:
– Точно-точно! Как беляки…
Лариса охнула. Она, конечно, знала, что на брата большое впечатление произвело введение в Красной армии погон: раньше с ними только врагов-белогвардейцев на картинках встретить можно было, а тут – нá тебе: наша форма, и вдруг с погонами. Но знала Лариса также, что ввели эту форму еще зимой, и Женька на нее достаточно насмотрелся, чтобы теперь не удивляться. Брат, конечно, нарочно сейчас все это говорил, чтобы над красноармейцем поподтрунивать.