Пленники раздора - стр. 12
– Ты любишь мужа?
Чудной вопрос!
– Как же его не любить? – Голос женщины дрогнул.
– Всякое бывает, – сказала задумчиво обережница.
– Бывает. Но меня за него не силой отдали. Сама пошла. И стой поры ни дня не пожалела.
Девушка помолчала, а потом сказала:
– Редко так бывает. Иных счастье лишь поманит, а потом отвернётся.
С этими словами она уткнулась лбом в сенник и больше не произнесла ни слова.
А Ясна ещё долго лежала без сна и смотрела в потолок. От короткого разговора тревога лишь усилилась. Пойти бы к Славену, но разве сунешься в комнату, где мужики одни? Да они уж, поди, и спят давным-давно. А в уме всё кружились, всё бередили душу слова обережницы. И отчего-то вдруг подумалось: Хранители пресветлые, только не насмехайтесь, только не отбирайте то единственное, что есть!
Славен сидел на лавке и зло буравил взглядом стоявшего напротив колдуна.
– Ты с цепи, что ли, сорвался? Зачем жену мою напугал? Что я вам сделал?
Тамир смерил его тяжёлым взглядом и велел:
– Рассказывай, как головы осенённым дурил.
– Ты мне никто. И говорить я с тобой не стану. Везёте в Цитадель, так везите. Там и побеседуем. А Ясну ещё пугать вздумаешь – зубы будешь по всему лесу собирать.
– Э-э-э… – Между ними вклинился Елец и развёл руки в стороны, чтоб бранящиеся не могли друг до друга дотянуться. – Ану хватит. Славен, охолонись!
– И не подумаю! – Ходящий неотрывно смотрел на Тамира. – Я с вами добром пошёл. Никому ничего плохого не делал. Но ежели будете, как со скотиной со мной, то добра не ждите. Я вам не холоп, с грязью себя мешать не позволю.
– А коли жене расскажем, кто ты есть, небось по-другому запоёшь? – прищурился Тамир.
– Вы меня уж который раз этим пугаете… Я даже бояться перестал!
– Тамир, – негромко позвал Велеш. – И правда оставь его в покое. Вези в крепость, пусть Клесх спрашивает. Главное-то уж понятно: обереги его – деревяшки простые, резы на ворота и черту вокруг заимки сам нанёс. Этим глаза и отвёл. Амы тоже хороши: даже не проверили. Знамо дело: коли живёт человек в лесу, значит, защищён. Разве ж подумаешь, что они света дневного не боятся? Да притом… – Он осёкся, не желая договаривать: никто не догадывался, что ночные твари неотличимы от обычных людей.
Тамир скрипнул зубами, но от пленника отстал. А Славен обвёл всех мрачным взглядом и вдруг сказал:
– Вот потому Серый вас и жрёт.
– Чего? – Елец дёрнулся.
Славен спокойно, с расстановкой повторил:
– Потому. Вас. Серый. И жрёт. Как вы во мне человека не видите, так и он в вас – себе подобных. Мы для Цитадели – твари кровожадные. Вы для нас – еда. Только вот ведь как получается: в доме моём вы только приют и ласку находили. Я никого не тронул, хотя мог. И ног бы не унесли. Отчего ж вы так взъярились, едва узнали, какого я племени? Я-то в вас еду не видел. А вы во мне только зверину дикую зрите.
Обережники переглянулись.
– Славен, тяжело нам это… – с трудом подбирая слова, ответил за всех Велеш и через силу добавил: – Прости.
– Прощаю. – Ходящий усмехнулся. – Но последний раз прошу: жену мою не пугайте! Больше молить не стану.
Тамир глядел на него исподлобья, но взгляд прозрачных глаз Велеша несколько охладил клокочущую в нём ненависть.
Прежде чем улечься спать, Елец подвинул свою лавку так, чтоб стояла поперёк двери. Славен на это только грустно усмехнулся. Тамир раздевался, зло дёргая завязки на рукавах и вороте рубахи. Он никак не мог взять в толк, отчего вправду накинулся на мужика? Ну ходящий. Ну и что? Лют вон тоже ходящий, да ещё из тех, кто людей жрал, не нежничал. Или, например, Белян, на которого вовсе глядеть противно. А тут обычный мужик. Так отчего?