Пленница Деспота - стр. 54
Если слишком долго смотреть на одну вещь, то можно увидеть в ней совершенно другой смысл. Так случилось и с простыней, которую пора бы уже поменять, но я не знаю где ее взять.
Она уже пропиталась цистерной моих горьких или как их там соленых слез.
Я переворачивала подушку мокрой стороной вниз, она не успевала высыхать, как я снова ее переворачивала, ибо другая сторона уже тоже была мокрой.
Мила должна была прийти скоро. Сегодня я не могу сказать, что рада буду ее видеть. Вообще кого-то. Я не знаю, стоит мне это ей рассказать или нет.
А что, если из-за этого у нее будут проблемы? Если Диме это совсем не понравиться, что с ней будет? Он не причинит зла мне, но ей… Я бы не хотела, чтобы она страдала, тем более по моей вине.
Приклеившись к матрасу, смотрела на белый, уже надоевший мне потолок. Как же много у меня развлечений, просто даже не знаю бы даже заняться. Может убить кого?
Мозговой штурм не давал мне спокойно вздохнуть. Думаю о своем «хозяине», но больше он мне не хозяин. Да, наглость второе счастье, он больше мне не.
Я не понимала его логики, не разделяла его видение жизни и вообще восприятие мира. Как можно оставить ребенка одного? Как совесть ему позволила присылать мне цвет, подарки.
Я ведь помню: новый год, восьмое марта, день рождения, мне присылали белые лилии и какие-то безделушки. У меня тогда было много вариантов, но знала бы я…
Это ведь были простые мелочь, хотя, для меня тогда просто божий дар. Куколки, сумочки, красивые банты, превращались в что-то волшебное.
Да уж, мой «дед мороз», оказался дедом мудаком. Почему он мне не рассказал сразу? Как только позволил своим друзьям надо мной издеваться? В голове не укладывается.
- Тук-тук, - в дверном проеме показалась брюнетка, которая сегодня особенно светилась от счастья.
- Кто там? – я выдержала паузы, отвечая на улыбку подруги, а затем продолжила, — это что, моя чокнутая девочка?
Мила – единственный человек, которого я вообще не противлюсь видеть. Она не связана с этой «нашей семейкой» и со всеми драмами, которые ее окружают. Мне это нравиться, хотя бы тут я не чувствую подтекста и лжи. А ложь нынче хуже снежной лавины или урагана.
- О да, это я, - она развела руками, а затем потёрла ладони друг от друга, показывая, что что-то замышляет, - идем загорать, хочу тебе кое-что рассказать, упадешь, поэтому надо лечь, - эта хохотушка была невыносима и махнув мне рукой, выбежала прочь.
- Что у нее там снова стряслось? Я если честно боялась что-то о Дмитрии. Да, искренне, до кома в голе боялась, что он снова был с ней. Я не знаю почему, но даже от мыслей сердце сжималось подобно воде после замерзания. Я чувствовала к своему «родственничку» не по крови влечение. Это абсурд, извините, но абсурд чистой воды. Раньше, когда я видела о нем записи и когда смотрела интервью с его участием, даже не считала его красивым, но сейчас у меня в голове его образы. Его глаза, его запах, который нравится мне вдыхать ночью. Его грубые руки, обнимающие меня по ночам. Он дурманит меня. И теперь наши чувства взаимны. Я одержима им и ненавижу одновременно. Зовите экзорциста.
Мила решила, что снова пора жить на лице.
Солнце ослепило меня своими лучами, а Луктик и Кузя чуть не сбил с ног.
Эти слюнявые щенята, набросились на меня, и я уже готова была упасть, как брюнетка подхватило меня за локоть.