Пленница Белого замка - стр. 33
– Как назовешь? – брат возвращает в реальность.
– Орлица. Отец, я и вправду… могу?
До этого дня мне запрещалось преследовать зверя наравне со взрослыми. Приходилось оставаться на поляне, вместе с дамами, не решившимися сесть в охотничье седло. В цветных шатрах накрывали столы, менестрели услаждали слух, а дети под присмотром грумов катались верхом, или затевали игры. И только Богам известно было, как я злилась. Хотя нет. Кэму тоже. Брата вполне разделял мои чувства, ожидая охотников. И даже веселый пир, начинавшийся с их возвращением, не мог погасить обиду.
Сегодня же отец сам сажает меня в седло. Подает повод, смотрит, как я разбираю кожаные полоски. Улыбается:
– Спокойно. Я – рядом. И помаши матери.
Матушка стоит возле распахнутого окна. Машет охотникам платком. Мне кажется, или белая ткань то и дело касается её глаз?
Думать об этом некогда. Отец вскакивает на Вихря, псари выводят рвущихся со сворок собак и мы выезжаем за ворота.
Лай, ржание, визг охотничьих рожков – я купаюсь в звуках. И – жду. Мое волнение передается Орлице, она дугой выгибает шею, грызет удила и просит скачки. Вперед, в лес, в поле, не разбирая дороги…
Но надо еще оставить на опушке дам, и я сдерживаю горячащуюся лошадь. Не время. Не сейчас.
Дамы спешиваются и желают удачи. Нежные поцелуи, ахи, вздохи… Когда же это закончится? Я в нетерпении оглядываюсь. Отец разговаривает с двумя всадниками, я узнаю их. Егеря! И подъезжаю поближе.
Кэм уже все знает. Подлетает, сияющий, как начищенное медное блюдо. Волосы растрепались под маленькой шапочкой, щеки горят…
– Они выследили оленя! Взрослого быка! Вот увидишь, я буду первым.
– Конечно, ты же великий охотник… на мышей.
Я знаю, как смутить брата. Няня до полусмерти боится серых крох, а они возьми и облюбуй под гнездо сундук с шерстью для рукоделия. Вот визгу-то было! Ну, Кэм и взялся помочь. Притащил с кухни кошку. Но отъевшаяся на сливках и мясе киса совсем не желала охотиться. Тогда брат сплел силки, и сам переловил всех до единой. Няня несколько дней благодарила "спасителя", пока мне не надоело, и Кэм получил новое прозвище. И очень злился, когда его слышал.
– Ладно, хватит дуться. Скажи лучше, у меня волосы тоже растрепаны, а на носу грязное пятно?
– Нет, – Кэм смутился.
Снимает шапочку, приглаживает вихры. Красивее не становится. А брат, подумав еще немного, вытирает лицо платком.
– Чисто?
– Грязь только размазал. Давай, помогу, – я тянусь забрать платок.
Но наши лошади не желают видеть Кэма опрятным. Неутомимый фыркает и мотает головой. Орлица возмущается таким поведением и кусает его за холку. Наверное сильно, потому что рыжий с визгом взвивается на дыбы.
Мир сходит с ума. Небо, деревья, бегущие и кричащие люди закружились в неистовом танце. Пару раз перед глазами мелькают рассекающие воздух копыта, а потом все прекращается. Мужчины успевают вовремя. Отец сдергивает меня с седла, Кэм вырывается из рук грума.
Орлица дрожит. Пот покрывает её бока, с губ падает пена. Неутомимый выглядит не лучше.
– Вам нельзя на них ехать, – в голосе отца рокочет гнев. – Шеи себе переломаете.
– Но отец!
– Возьмете других коней. Кэм, доверяю тебе Вихря. Улла, поедешь на Белоногом.
– Нет.
Что на меня находит? Я смотрю в глаза отцу, и отказываюсь подчиниться.
– Я поеду на Орлице. Или не поеду вовсе.