Пленница бандита - стр. 60
**********************************
То, с какой мольбой в голосе Леша попросил меня сделать операцию, что-то надломило во мне. Я пока не понимала что, но впервые за долгое время это заставило меня задуматься. Серьезно задуматься над своим поведением.
Нет, я не перестала винить себя, не решила вдруг забыть все, но я посмотрела на мир глазами отца и Леши. Глазами тех людей, которым я небезразлична. С одной стороны моя совесть упрямо заявляла, что я не заслуживала ничего хорошего, а с другой стороны было больное сердце, которое, несмотря на все беды, горело ярким светом рядом с Лешей, сердце, которое безмерно любило отца и так же безмерно обливалось кровью при виде его очередного запоя. Я не могла оставить его. Оставить, значит, бросить его на произвол судьбы.
Леша заставлял меня желать бороться. Кажется, что не столько словами, сколько взглядом, касанием, атмосферой, царившей между нами.
Поменялось все, как-то по щелчку. Наверное, эмоциональная встряска может быть полезной штукой. Увидев отца в новой обстановке в совсем другом состоянии, я распалась на кусочки, а затем собралась воедино, стоило лишь поговорить.
Это мой папа, мой родной папочка, и сейчас он смотрелся совсем как раньше, как до всего того, что с нами приключилось. Разве…разве могу бросить его сейчас? Или Лешу? Разве можно взять и наплевать на все?
Сердце болезненно сжалось, я понимала, что с появлением в моей жизни этого мужчины, я стала чуточку иначе смотреть на мир. Широко распахнутыми глазами.
Может, порой нам нужен человек, способный легонько толкнуть нас вперед к свершениям, или удержать на краю обрыва, не дав разбиться. Возможно, именно таким человеком для меня стал Леша. На первый взгляд жестокий бандит, но, если присмотреться чуть получше, — добряк, со своей глубокой раной в душе, которую прямо сейчас норовили расколупать сильнее, доставив побольше страданий ее владельцу.
На эту мольбу я, переполненная смешанными чувствами, ответила однозначно, утвердительно кивнув. Не было никаких колебаний, не было страха, была уверенность, она путеводной нитью проходила от Леши ко мне, крепко удерживая на месте, не давая потеряться в сумрачном лесу из противоречий и самобичеваний.
Леша не дышал, замер в одной позе, и только после моего ответа расслабился, хватая меня за руку и прижимая к пересохшим губам. Меня никогда не целовали в руки, это было непривычно приятно, неожиданно и как-то слишком трогательно, в уголках глаз собрались слезы.
После больницы мы забрали Артема, нежно поблагодарили ребят за содействие и помощь, и отправились в сторону дома. Настроение было приподнято-радостное, несмотря на какие-то негативные отголоски на краю сознания.
— Пап, а давай мы на каруселях покатаемся…мы с Ритой и Тимуром сегодня уже катались, конечно, но…я с вами хочу, — Артем сначала загорелся, а под конец фразы сдулся, как будто начал сомневаться в том, что попросил. И точно не потому, что внезапно расхотел. Наоборот. Мне было невыносимо больно смотреть на то, как ребенок практически ломал себя, не в силах высказать свои желания без страха быть отвергнутым.
И это нежное и в то же время неуверенное «пап», вырвавшееся из уст мальца, меня заставило замереть. А Леша. Леша натянулся как струна и перевел на Артема такой бесконечной любящий взгляд, что я готова была разрыдаться при виде этой сцены.