Плавильный котел - стр. 4
– Где Давидка? – встрепенулась госпожа Квиксано.
– Тебе что-то приснилось, мама. Спи! – успокоил ее Мендель.
– Его родные были убиты? – хриплым шепотом спросила Вера.
– Во время погрома. У него на глазах.
– Нигде жизнь так не оскорбляет и не калечит, как в России. Как он уцелел?
– Пуля попала ему в плечо. Погромщики думали, он мертв. Это спасло его.
– Изверги! Я стыжусь моей страны, – со слезами проговорила Вера.
– Иногда я боюсь за его рассудок.
– Никогда больше не упомяну при нем этот город!
– Ему необходимо учиться, ехать в Германию, – свернул на другое Мендель.
– Разве поздно?
– Нет, не поздно. Вот если бы ваши друзья помогли ему!
– Мой отец любит музыку. Но нет, он живет в Кишиневе. Впрочем, есть кое-кто. Я сообщу.
– О, благодарю вас!
– Сейчас вы должны идти к Давиду. Мы ждем его на концерте.
– Вы так добры, мисс Ревендаль!
– До свидания, господин Квиксано. Надеюсь, Давид станет новым Рубинштейном!
– Какой сильный снегопад! – воскликнул Мендель, открыв дверь.
– Мы, русские, привыкли к этому!
Вера ушла взволнованная. Мысли смешались. “Что он пережил, бедный мальчик! Еврей! Замечательный еврейский парень! Давид – то был юный пастух с арфой и псалмами, певец народа Израиля…”
2. Второе чудесное превращение
Учитель музыки Мендель Квиксано живет в Нью-Йорке с матерью и с племянником Давидом. Юноша единственный из всей многочисленной семьи уцелел в пагубе Кишиневского погрома и бежал к дяде в Америку.
Давид с безоглядным молодым задором верит в живительную обновляющую силу свободной страны и не приемлет скептицизм старшего поколения своих домашних. “Скептику нужен фонарь, чтоб разглядеть, блистают ли звезды” – думал о них Давид. Скрипач-самоучка, наделенный выдающимся музыкальным даром, он сочиняет симфонию, сталкивая в своем творении мрак старой замшелой Европы с сиянием надежд Нового света.
В доме Квиксано прислуживает молодая ирландская девушка Кетлин. Бедняжка никак не может подладиться к прихотям набожной хозяйки, требуюещей соблюдения в доме еврейских традиций, абсурдных, по мнению христианки. И нет мира меж двумя женщинами.
– Черт побери это масло! – взвизгнула Кетлин, выскочив из кухни.
– Будь проклята Америка вместе с тобой! – раздался ей вдогонку голос госпожи Квиксано.
– Опять воюют мать и Кетлин… – обреченно вздохнул Мендель.
– Не нравится Америка – можете отправляться в свой Иерусалим! – огрызнулась Кетлин.
– Даже домработницам мы здесь мешаем… – пробормотал Мендель.
– И за сто долларов в неделю не стану служить у евреев!
– Кетлин! – вскричал Мендель.
– Ой, я думала, вас здесь нет!
– И поэтому вы смеете грубить моей матери!
– Она обвинила меня в том, что я положила мясо на тарелку, где лежало сливочное масло!
– Вы же знаете, Кетлин, это против нашей веры!
– Но она лжет! Я положила масло на тарелку, где лежало мясо!
– Ничем не лучше. Это запрещено у нас.
– Тут сам Папа Римский не разберется. Какая бестолковая религия!
– Вы говорите дерзости. Занимайтесь вашей работой, – сказал Мендель и сел к роялю.
– А я что делаю? Скатерть белую стелю к вашему шабису!
– Хватит пререкаться, вы мешаете мне играть.
– Мне необходимо говорить с кем-нибудь.
– Вам платят за работу, а не за разговоры. “У короткого ума длинный язык” – подумал он.
– Старуха ворчит и придирается. Мясо, молоко, тарелки! Разобью всю посуду, и конец!