Плавающая черта. Повести - стр. 11

Тут до меня дошло, что никакие они не сотрудники из отдела встреч и проводов.

– Вы инфицированы! – загремел в ушах Файерволл.

Нет, не в ушах. Это разлилось по вестибюлю из потайных динамиков. И я с перепугу ошибся в залоге: не меня инфицировали, я сам был инфекцией. Файерволл поразмыслил и причислил меня к вирусам, а это было хуже шпионажа.

Настолько чудовищно, что я имел право взорваться без риска разоблачения.

– Обалдели? – заорал я. – Пощупайте!

Коуч издевательски ткнул меня пальцем в плечо.

– Сенсорный интерфейс, – похвалил он с наигранным удивлением.

Тутор принюхался и покачал головой:

– Даже потеет!

Они не бредили. Такая программа действительно существовала, и при желании можно было создать образ, неотличимый от предмета не только для человеческого, но и для аппаратного восприятия. Но ею пользовались только первые лица государств, когда дела требовали их присутствия сразу во многих местах, а также из соображений безопасности. Такие двойники были гораздо лучше живых. В остальных отраслях эти фокусы находились под строжайшим запретом. Ими не занимались даже в разведке, даже мы. Вскройся подобное, карательные возможности Файерволла становились поистине безграничными.

– Послушайте, меня направили…

– Не туда, – вмешалась новая фигура.

По лестнице, застланной ворсистым ковром, лениво спустился человек в форме. Черный мундир, ослепительные сапоги, фуражка с высокой тульей, нарукавная повязка с символом Файерволла и легкий запах псины. При общей элегантности – совершенный слон сложением и рожей. Узколобый. Обманчиво дегенеративное выражение и крохотные цепкие глазки.

– Ваш аккаунт заблокирован, герр Биркен, – квакнула эта свинья. – Встаньте к стене.

Я решил не перечить.

– Которая настоящая?

– Не придуривайтесь. Лицом к стене.

Существо с ресепшена уже суетилось рядом и тянуло какой-то шнур. Тутор и Коуч сменили вазелин на огнестрельное оружие.

Если Тентакля еще не сожгли, то хорошо бы ему повертеться в печке. Он сдуру наткнулся на нечто настолько важное, что даже Боев проявил простительную беспечность. Сюда не следовало соваться живьем.

Тут меня отключили от Файерволла, и я перешел на секунду в чистый Дазайн, а после вырубился совсем.

Страшны не темные вечера, а ясные утра, когда очнешься и начинаешь при свете солнца смотреть и вспоминать, чего больше нет, а было. Еще не сошла роса, чирикают воробьи, подрагивает ковер теней и солнечных пятен, фырчит поливалка или шуршат грибные дожди – мирные, трогательные шумы. Но ты припоминаешь многие и многие пробуждения, до самых давних, и вот уже эти звуки не радуют, потому что не пропитывают прелестью настоящего, а оживляют былое, которое ушло навсегда. Ты думаешь о времени, когда прислушивался к шелесту клена и в голове было пусто; ты не догадывался о грядущем и не имел повода ни к частным сожалениям, ни к ностальгии вообще.

Кому же особенно повезет, тот затоскует даже по этой тоске. Сентиментальность усложнится до собственной производной. Ты обругаешь себя в выражениях горьких и крепких, когда проснешься на голой шконке, которая крепится к стене в помещении два на четыре шага, и вместо шаловливой светотени увидишь казенный толчок без крышки и намордник крохотного окна.

В каком же аккаунте я наследил? Или дело не в этом? Я даже не успел ознакомиться с подрядом, который был заключен концерном «Либюнгезафт» при неожиданном участии «Прецессии». Мне было известно только, что речь шла о поставке в Санкт-Петербург небольшой партии коллекционных вин для празднования юбилея водопроводной станции.