Платформа - стр. 61
Мы продолжали идти. Капитан понизил голос и впервые обратился к Гаррелу мягко:
– Ты добрался досюда, солдат, так что, может быть, шансы у тебя все еще неплохие.
– Не слишком-то обнадеживающе, – ответил Гаррел.
– Это потому, что я не хочу тебя оскорблять. Правда в том, что мне приказано довезти вас туда в целости – всех вас. У меня впереди прокладка нелегкого курса и возможность столкновений, и мне не нужно лишнее дерьмо, поэтому я хочу, чтобы ты спал, как того требует мой приказ.
Еще одно прикосновение к плечу Пеллонхорка, и громкий голос Жанкиля:
– Остановитесь здесь, ребята.
Дверь открылась, а за ней были капсулы rv с их крышками и обтекаемыми корпусами, с инструментами и индикаторами по бокам. Они были больше гробов и меньше шаттлов, но походили и на те, и на другие. Мы могли проснуться в каком-то новом месте, а могли не проснуться вообще.
Капитан остановился в дверях и сказал:
– Ты доставил парня в сохранности, Гаррел. Если бы ты годился лишь на это, то не ушел бы с палубы, на которую прилетел. Ты хороший солдат, но ты один, а у меня на борту есть оружие. Я сообщаю тебе это из уважения. Пока что у меня нет приказа тебя убить. Я не могу выразиться прямее. Я хочу, чтобы ты спал, потому что мне так приказали и потому что мне так удобнее. Вот и все, и ничего больше. – Голос у него был совершенно невыразительный. По нему невозможно было что-то понять.
Я посмотрел на Гаррела и на Жанкиля; у одного глаза были механические и поврежденные, у другого – мертвые и холодные. Я посмотрел на Пеллонхорка, чьи глаза были полны ужаса, а теперь совершенно опустели.
А в моих глазах оставалось все, что я когда-либо видел; ничто не терялось и не забывалось. Это был вечно нарастающий прилив.
Мы стояли там, и каждый из нас был одинок, и каждый не похож на других, но все мы были прокляты своим зрением.
Жанкиль все еще ждал, когда Гаррел займет открытую кровать. Он быстрым жестом показал, что время утекает, а ничего не происходит, а потом резко сообщил Гаррелу:
– Через две минуты я должен быть на мостике. Я сказал все, что мог сказать. Можешь мне верить или не верить – как хочешь, солдат, но спать ты ляжешь, и на этом разговор окончен.
Гаррел прошел вперед и коснулся холодного металла капсулы пальцем.
– Тогда и башку мне отключите. Не хочу об этом думать.
Капитан кивнул.
– Да. Я бы тоже так сделал, – сказал он тихо и с неожиданной добротой.
Он повернулся ко мне и спросил:
– А тебе, парень?
Я забрался в мягкий кокон и ответил:
– Я хочу знать обо всем.
Саркофаг закрылся надо мной.
Темнота.
А в темноте был свет. На Геенне меня никогда не стопорили. Технология rigor vitae считалась еретической. Но мне было так интересно. Не зная, куда мы летим, я провел эти миллионы кэмэ в собственном странствии, подключенный к тому, что на Геенне звалось порносферой, а в остальной Системе – Песнью.
Несколько дней я просто плавал в ней, в потоках бесед, истин, предположений и фактов, в туманах и дымках надежд и желаний, и начал понимать, как устроена Песнь.
А потом я стал искать. Я ловил и выпускал нити подсказок, разбирал по кусочкам отдельные сплетни и обманы, распутывал коды; я исследовал и отбрасывал, и в конечном итоге начал идентифицировать самые надежные информационные потоки.
Вот так, в своей первой гиперсомнии, я начал искать Дрейма и Лигата.