Платье цвета полуночи - стр. 30
Тиффани уже почти и не помнила барона в добром здравии. Никто, по-видимому, не знал толком, что с ним не так. Но, как и многие другие больные на её памяти, он как-то держался, жил в подвешенном состоянии и ждал смерти.
Кто-то из поселян сказал о нём: дверь скрипит, да никак не захлопнется. Теперь барону становилось всё хуже; на взгляд Тиффани, ждать, что дверь его жизни захлопнется навеки, оставалось уже недолго.
Но Тиффани могла забрать его боль и даже припугнуть её малость, чтобы боль повременила возвращаться.
Тиффани поспешила в замок. Сиделка, госпожа Лоск, её уже дожидалась. Лицо её было белее простыни.
– Ох, не лучший сегодня у него день, – посетовала она и со смиренной улыбочкой добавила: – Я за него всё утро молилась.
– Очень великодушно с вашей стороны, – отозвалась Тиффани. Она постаралась не подпускать в голос сарказма, но сиделка всё равно одарила её хмурым взглядом.
Тиффани провели в комнату, где пахло так, как обычно пахнет в комнатах больных: слишком даёт о себе знать присутствие людей, а вот воздуха недостаточно. Сиделка встала в дверном проёме, точно на часах. Тиффани затылком чувствовала её неотрывный подозрительный взгляд. Подобное отношение встречалось всё чаще. То и дело объявлялись бродячие проповедники, которые ведьм не любили, и люди к ним прислушивались. Люди порою живут в очень странном мире, думала про себя Тиффани. Каким-то непостижимым образом все знают, что ведьмы воруют младенцев и губят посевы; подобная чушь у всех на слуху. И в то же время, когда нужна помощь, бегут люди не куда-нибудь, а к ведьме.
Барон лежал на смятых простынях; лицо его посерело, волосы совсем поседели, а кое-где и вовсе повыпадали, оставив розовые проплешины. Однако выглядел он опрятно. Барон всегда отличался чистоплотностью. Каждое утро кто-то из стражников приходил его побрить. Барона это, по всей видимости, взбадривало, но прямо сейчас он смотрел сквозь Тиффани, словно её не видел. Она к этому привыкла; барон был, как говорится, «человеком старой закалки». Гордости не занимать, и характер не из лёгких, но умеет за себя постоять всегда и везде. Для него боль – это драчливый задира, а как поступают с драчливыми задирами? Им дают отпор, потому что тогда они просто убегают, поджав хвост. Но боль этого правила не знала. Наоборот, она задирала и изводила его всё сильнее. Барон лежал, закусив побелевшие губы, и Тиффани прямо-таки слышала, как он не кричит.
Девушка присела на табуретку рядом, размяла пальцы, вдохнула поглубже – и забрала боль, вытягивая её из истощённого тела и вкладывая в невидимый шар у себя над плечом.
– Я, знаете ли, магии не одобряю, – с порога сообщила сиделка.
Тиффани вздрогнула, словно канатоходец, вдруг почувствовавший, что на другом конце ударили палкой по верёвке. Она осторожно, капля по капле, утихомирила поток боли.
– Так я о чём, – продолжала сиделка, – не стану отрицать, ему и впрямь становится лучше, но хотелось бы мне знать, в чём источник этой целительной силы?
– Вероятно, в ваших молитвах, госпожа Лоск, – кротко отозвалась Тиффани и с удовольствием отметила, что лицо сиделки исказилось от ярости.
Но госпожа Лоск была толстокожа как слон.
– Мы должны быть уверены, что не якшаемся с тёмными демоническими духами. Лучше немножечко помучиться от боли в этом мире, нежели страдать вечность!