Пластуны. Золото Плевны. Золото Сербии - стр. 9
Теперь нужно посмотреть, где неприятель. Возле бруствера возились расплывчатые тени. Это что-то мастерили пластуны, хитрые на выдумки всякие.
Турецкие шатры находились там, откуда они утром начинали атаку. Костры прекрасно давали возможность определить дальность.
Но она нам и не нужна, особенная точность. Пальнем шрапнелью пару раз – и назад.
Поймав за рукав одного из ночных охотников, зашептал в ухо:
– Господин пластун, дай сигнал.
Тот сложил хитро ладони:
– Угуу – угу.
Теперь пластун шептал мне:
– Как готовы будете, за три хвилины[19] гукни мне.
– Ничего не понял.
– Мыкола з Варавой там, – махнул в сторону турок. – Подарунки готовят.
– Сюрпризы, понятно, – а… дошло до меня. Перед залпом сигнал своим подать нужно. Они где-то между лагерем и нами.
– Добре.
Пластун на мгновенье блеснул полоской зубов, мол, оценил мое знание их тарабарского языка.
Три темных облака приближались к огневой. Не бесшумно, но, по мне, чрезвычайно осторожно.
Глаза у всех привыкли к темноте, да и на своих позициях канониры и с закрытыми глазами ориентировались отлично. Сердце застучало возле горла как сумасшедшее. Замки установлены. Углы возвышения выставлены.
– Давай сигнал, – уже вполголоса скомандовал пластуну.
Заклекотал казак ночной птицей. Несколько томительных минут – две тени проскользнули над бруствером.
– Ну, поручик, опять расходятся наши дорожки, сейчас чучела выставим, чтоб турки остереглись сразу сюда лезть. Нехай постреляють трошки.
– Что вы за подарунки делали? – решил я сделать приятное казаку, вворачивая для того родное словечко.
– Гати ставили. Колышек заостренный вкопаешь, через три шага еще один или штык. Побежит турок, споткнется на первом, упадет на второй, если не насмерть, все равно не воин.
– Хитро, – оценил я. Николай хмыкнул: – Чего тут хитрого?
– Мы в плавнях[20] на кабанов гатями охотимся, – сказал он. – Кабан чует опасность, но гати не дают ему сойти с тропы.
Старший фейерверкер доложил о готовности орудий.
– Шрапнелью[21], трубка два. Веер вправо, три.
Таиться больше не имело смысла.
– Батарея, по басурманам, пли!
Три трехметровых факела рванулись к турецким шатрам.
– Шрапнельным, трубка один. Веер вправо два.
Веер – это значит крайнее орудие ставит два деления, среднее два с половиной, следующее – три. Шрапнельная граната взрывается в воздухе, осыпая противника сотнями винтовочных пуль.
– Батарея, пли!
– Замки снять и к своим. Аллюр три креста. Поспешай, братцы.
У противника огни, стоны, крики. Хорошо слышатся в ночи. Прости господи – поторопился! Можно было еще разок врезать. Теперь остаток жизни жалеть буду. Об атаке на батарею турки пока не помышляли. Слишком заняты собой.
Верный Прохор опять рядом, в руках вертит белую папаху.
– Нашел, батюшка, нашел! – голос старика ликовал.
– Схорони пока за пазухой, пластуны за белую заругают, – не оценил я его радости. Не очень-то хотелось ссориться с казаками.
– Та где эти пластуны. Небось возле турка ползают, пойдем, Иван Матвеевич, одни мы тут остались.
И тут на правом фланге залп из ручных картечниц. Страшно представить, что там у турок творится, сейчас бы конных казачков, до Плевны рубили бы нехристей.
– Вот и пластуны отметились, пошли, старый солдат, подождем их возле нашего камня.
– Простите нас, ребятушки, – перекрестился Прохор, опуская голову и не глядя по сторонам на темные холмики павших сегодня товарищей. Назад мы возвращались в полном молчании.