Пластическая хирургия по-русски - стр. 6
* * *
Тоска, которой нету безобразней,
Выламывает душу по утрам.
Всей жизни гнусь, и оторопь, и срам,
Всех глупостей моих монументальность,
И жалобного детства моментальность,
И юности неряшливая спесь,
И зрелости булыжные ухмылки
Гремят во мне, как пятаки в копилке,
Шуршат, как в бедном чучеле опилки, -
Хоть утопись, хоть на стену залезь…
Эти неопознанные печальные стихи каждое предрассветное утро всплывали из подсознания Людмилы Зинчук, заменяя ей трель будильника. Вот и сегодня она проснулась от ставшего уже привычным внутреннего звонка.
Часы на тумбочке показывали шестой час утра. Можно было ещё попытаться заснуть и проспать по меньшей мере до семи, но Людмила знала, что это у неё не получится. Пустой номер. Годы. Возраст. Старость. Пусть ей всего лишь под пятьдесят, но ведь для женщины это очень и очень много. Она не сможет заснуть повторно – у нее типичная возрастная утренняя бессонница.
С недавних пор Люси Зинчук начала просыпаться с петухами. Сперва её нервировала и даже пугала ещё одна «горошинка под матрацем», бесстрастно сигнализировавшая, что время мчится вскачь, что оно неумолимо и жестоко. Но поскольку подобных «горошинок» накопилось под её односпальным матрацем уже предостаточно, она вскоре примирилась со своим новым, ещё на одну ступенечку более солидным возрастом и, сответственно, с более худшим физическим состоянием.
Людмилу привезли в Вольнореченск маленькой девочкой. Жизнь её протекала довольно сумбурно. Она рано рассталась с девственностью: захотела этого сама, так как с младых ногтей интересовалась сексом. Люси всегда неудержимо влекло к мужикам, она стелилась под них естественно и непринуждённо, как стелется трава в степи, уступая порыву вольного ветра и приподнимаясь ненадолго лишь за тем, чтобы вновь склониться под его очередным порывом. Мужчины прокатывались по её жизни как перекати-поле и исчезали безвозвратно, не оставляя никаких следов в душе Люси, а она в конце концов всегда оставалсь одна.
Впрочем, когда Люси Зинчук была молода, она не слишком тяготилась одиночеством и отсутствием постоянного партнера. Люси, как и некоторых её подружек, выручал весёлый нрав и устойчивая психика, унаследованная от родителей. Позволяя бесчисленным кобелям делать с собою разные гадости, она умела поставить себя так, что выглядела отнюдь не требующей сочувствия игрушкой, с которой слишком грубо и неосторожно обращаются, и уж тем более не жертвой. Она сама была не прочь подтрунить, почудить, поиздеваться над мужиками.
Грязь, сочившаяся в Вольнореченске изо всех щелей, не могла шокировать Люси, ибо она выросла среди нечистот и чувствовала себя в таком «интерьере» достаточно комфортно, а главное, совершенно органично. Они с подругами искали всё новой и новой грязи, спеша хорошенько вываляться в ней, пока ещё, по выражению самой Люси, «сиськотрон стоит торчком».
Когда Людмиле исполнилось восемнадцать, она смеха ради попробовала подрабатывать проституцией. В то время местом основной работы был у неё отдел главного архитектора оборонного машиностроительного завода. Тамошний главный архитектор перетрахал всех отдельских женщин. Делал это возомнивший себя донжуаном и аполлоном сморчок прямо в своём рабочем кабинете непосредственно в рабочее время, используя в качестве секс-полигона громадный «культовский» диван с покрытием из чёрного кожзаменителя.