Планета Счастья - стр. 5
В доме нужно было сразу же растопить печь, а то после валяния в снегу зуб на зуб не попадал. Отсыревшие дровишки нехотя занимались огнем, они кряхтели, потрескивали, отогревая сначала свои бока, а потом уже печные стены. Папа с Тосей сидели возле огня, протягивая к нему ладони и перестукивая озябшими ногами.
– Ничего, сейчас согреемся, – улыбался папа. – Чайку вскипятим.
– А мне и не холодно, – храбрилась Тося, потирая красный нос.
Она ходила по дому и будто узнавала его заново. Все сейчас было иным. Заиндевелые стекла окон, которые летом распахивали настежь, чтобы впустить в комнаты освежающий ветерок и настойчивый стрекот кузнечиков. Покрытые пылью тумбочки: на них летом мама выкладывала кружевные салфетки и ставила вазочки с фруктами. Холодные кровати, застеленные так аккуратно и туго, словно на них никто и не лежал никогда. Нигде не валялись раскрытые книги, газеты или журналы. Не стояла возле плиты грязная посуда, даже стулья вокруг стола выстроились чинно, прильнув один к другому и будто ощетинившись от холода рейками спинок. Укрывшись снегом, весь дом спал, словно забравшийся в берлогу медведь. Лишь доски пола скрипели так же, как и летом. И Тося специально наступала на них ногами, чтобы убедиться – это ее дом. Он все тот же, родной. Вскоре и правда дом начал отогреваться, оттаивать, и в нем появились знакомые черты. Ранний вечер уже крался по двору, а в печи занимались пламенем все новые и новые дровишки. В комнате включили свет и зажгли свечи. На столе стоял горячий чай. Уже закипала поставленная вариться картошка, и пар от кастрюли поднимался под самый потолок. Тося давно скинула шубку и теперь вглядывалась в папины картины, что висели на стенах. Она с интересом наблюдала, как меняет их колышущийся свет от свечей. Лица на портретах улыбались или, наоборот, печалились: они были совсем живыми. Раньше Тося этого не замечала. Между тем папа развесил на дверные косяки одеяла, чтобы они просушились, наполнились теплом. Да и подушки положил поближе к печи.
– Будешь сегодня спать как принцесса! – говорил он.
– На горошине? – подначивала Тося.
– На бобах, – смеялся папа.
Перед сном они снова вышли на улицу. Мороз уже не пугал, ведь дом был хорошо разогрет изнутри. Оказалось, что за городом не только снег белее, но и темнота темнее. Она была непроглядной и густой. Лишь редкие далекие фонари маячками выныривали из мрака, да свет из окон падал на крыльцо. А вокруг черным-черно.
– Пап, а ты знаешь, что есть одна планета, на которой вовсе нет черного цвета? – поежившись, спросила Тося.
– Неужели? – внимательно посмотрел на нее отец. – И за что же ее так обделили?
– Ничуть не обделили, – удивилась Тося. – Наоборот. Без черного цвета жить намного веселее. К тому же можно вовсе не спать, если не хочется.
– А мне вот хочется, – сказал папа. – И вообще, мама убила бы меня, если бы узнала, что ты до сих пор не спишь, фантазерка.
И Тося не поняла, улыбался папа в этот момент или был серьезен. Его лицо скрывалось во мраке, и свет из окна выхватывал лишь общие очертания. Тося на миг представила, как губы отца кривит злая усмешка и глаза сощурены от гнева. А потом будто папа улыбается во весь рот и таращится в темноту. Сейчас ему можно было придумать любое лицо, даже вовсе не папино, а совсем чужое. Тосе стало жутковато.