План спасения СССР - стр. 26
Великолепие природных картин мало занимало меня. Я продолжал размышлять над словами майора. «Молодой женский голос» через пару часов сообщает в спецгараж об убийстве Модеста Анатольевича. Забавно, если не сказать более. Что же это получается, Барсуков или американец, добравшись до Москвы, ловят на улице какую-то молодую женщину и просят позвонить по такому-то телефону с таким-то сообщением? Во-первых, откуда им может быть известен телефон спецгаража? А во-вторых… дальше считать не имело смысла, картина получалась уж больно расплывчатая.
Вот, кажется, и сторожа Леню такое положение дел не устраивает. Бродит он по участку, что-то глубокомысленно вынюхивая. Остановился у теплицы, полез через кусты жасмина к забору. Выбрался из кустов обратно, куртка и сапоги мокрые от росы. Интересно, почему самодеятельные сыщики всегда выглядят так глупо. Вот он закурил у отсыревшего гамака, и ведь бродит же какая-то мысль у него в голубоглазой усатой голове. Пошел куда-то, огибает дом с севера. Вот туда бы тебе, Леня, лучше не ходить. Я себя поймал на том, что хотя думаю об этом парне в снисходительных выражениях, его ползание по участку вызывает во мне неприятное и сильное волнение. Говоря по правде, бояться мне нечего, я все сделал правильно. Не перемудрил ли? Нет, только идиот устроил бы тайник в собственном чемодане, запрятанном под кровать.
Мое размышление было прервано появлением Вероники. Она остановилась в коридоре у выхода на веранду. Медленно опершись на косяк, сказала:
– Вы еще здесь?
Я только вздохнул в ответ.
– И когда вы намерены убраться отсюда?
Нет, я не нервничал и не был смущен. Примерно так я представлял себе беседу с наследницей.
– Прошу прощения, хотел бы уточнить, кого вы подразумеваете под местоимением «вы»?
Вероника хмыкнула, быстро сняла и так же быстро надела очки.
– Тебя, дорогой мой секретарь, и эту аферистку.
Маруся потянула было фартук к лицу, чтобы в нем спрятать тихую сиротскую слезу и убежать с нею на кухню, но я сделал ей суровый приказ одним лишь взглядом, и она осталась стоять там, где стояла.
– Что касается меня, Вероника Модестовна, то смысл моего нахождения здесь, в связи с гибелью вашего батюшки, исчерпан. И я оставлю этот дом, как только мне позволит сделать это следователь. Я, видите ли, один из основных свидетелей. Без меня в этом деле никак нельзя.
Вероника закурила.
– Что же касается Маруси…
– Она уберется вместе с тобой.
– Ее положение в этом доме несколько отличается от моего положения.
Выпустив клуб дыма, дочка Модеста Анатольевича прошла через веранду и спустилась на дорожку. Полуобернувшись, сказала:
– Да пойми ты, вам здесь ничего уже не светит. Ничего! Лопнула ваша комбинация. Лопнула и провалилась! Ты понял меня, хорек?!
Я думал не об ее словах и не о том, какой циничной стала нынче молодежь – еще тело отца толком не остыло, а все помыслы дочери заняты судьбою наследства! Если б она, глупая, знала, до какой степени ничто не угрожает ее правам на этот дом! Но все это не интересно, а интересно то, от кого бы это Вероника Модестовна могла узнать о гибели отца. Может, Аникеев позвонил? Или все тот же Барсуков-американец. «Доброе утречко, Вика, я только что укокошил вашего папашу, езжайте скорей выручать свое имущество из лап аферистов». Может, попробовать спросить у нее напрямую? Нет, думаю, не стоит. Она не офицер КГБ, правды не скажет.