План «Барбаросса». Крушение Третьего рейха. 1941-1945 - стр. 41

Как во многих других случаях, это отчаянное расточение человеческих жизней и вооружения приводило немцев в состояние замешательства. Переоценивая численность противника и согласованность русского командования, Лееб сделал свою первую тактическую ошибку. Когда танковая армия возобновила свое наступление 2 июля, два корпуса стали наступать по разным осям: Рейнгардт в направлении на Остров, а Манштейн – в зияющую пустоту на правом фланге, к Опочке и Ловати.

Через несколько дней и 8-я танковая и моторизованная дивизии прочно застряли в болотистой местности. Эсэсовская «Мертвая голова» продвинулась дальше, но затем она уперлась в бетонные укрепления линии Сталина, где «их потери и недостаток опыта привели к тому, что они… упустили благоприятные возможности, и это… вызвало их втягивание в ненужные боевые действия». Ни одна из трех дивизий 56-го танкового корпуса не смогла оказывать поддержку другим, и через неделю безрезультатных боев 8-я танковая и моторизованная дивизии были отведены назад и направлены вслед за Рейнгардтом. После этого скоротечного и жестокого опыта настоящих боев «Мертвую голову» возвратили в резерв, где она смогла изливать свою злобу на гражданском населении.

Рейнгардт тем временем овладел Островом, но у него не было достаточных сил, чтобы вести наступление за Псковом и вдоль восточного берега Чудского озера. И снова Манштейну не дали добавить вес своего корпуса к главному удару; он был направлен прямо на восток – теперь уже только с двумя дивизиями. Перед ним была поставлена нелепо смутная, но весьма претенциозная задача: «перерезать коммуникации между Ленинградом и Москвой в возможно ранний срок». Это разделение на два направления двух слабых танковых корпусов вскоре привело к серьезным результатам.

Такое накопление ошибочных решений на Северном и Центральном фронтах могло быть (и было) объяснено рядом причин: нерешительностью ОКВ, личными раздорами, отсутствием долгосрочного стратегического плана и так далее. Но остается неоспоримым факт: даже на этом раннем этапе немцы хотели слишком многого. Их маневренные силы не были достаточно многочисленны, чтобы одновременно поддерживать три удара.

Мало кто из командиров в германской армии понимал это в то время. Каждый находил объяснение своих (частных) неудач в других, чисто местных причинах. На настенных картах в штаб-квартире Гитлера захваченные территории казались громадными и особенно внушительными по отношению к срокам их завоевания.

«Никакая свинья никогда не сдвинет меня отсюда», – сказал Гитлер генералу Кёстрингу, когда тот был у него в Растенбурге. Что именно думал Кёстринг, – последний военный атташе в Москве, который знал о Красной армии больше, чем кто-либо из присутствующих, – может быть, подсказала лаконичность его ответа. Все, что он выдавил из себя, было: «Надеюсь, нет».

В этот момент произошло замедление реализации кампании. Скрытый доселе конфликт между Гитлером и его генералами стал оказывать все большее влияние. Он приобрел максимальный размах к 1944 году, когда изменение баланса сил между вермахтом и Красной армией совпал с окончательным подчинением профессионалов дилетантам в Германии. Это было фактором первостепенной важности в политической эволюции Третьего рейха, и он снова начал усиливаться по мере того, как стали бледнеть перспективы победы.