Пламя Яхве. Сексуальность в Библии - стр. 52
Осия называет Бога супругом Израиля (см. выше), но говорит и о том, что Израиль – дитя Богу, и что Бог заботится о нем. При этом характер образа указывает скорее на материнскую, а не отцовскую любовь (по меркам древнего Израиля): «Когда Израиль был ребенком, Я любил его и из Египта вызвал сына Моего… Я Сам приучал Ефрема ходить, носил его на руках Своих, а они не сознавали, что Я врачевал их. Узами человеческими влек Я их, узами любви, и был для них как тот, кто поднимает младенцев к своим щекам. Я наклонялся к ним и питал их» (Ос 11:1–4).
Трибл детально исследовала риторику Иер 31:15–22 и показала, что для описания искупительного сострадания Божьего очень важен образ матери/утробы. Стих 31:29 она переводит так:
Разве Ефрем не дорогой сын Мой? Не дорогое Мое дитя? Ибо чем больше Я говорю о нем, тем больше помню его. Поэтому трепещет за него утроба Моя. И Я воистину явлю ему материнское сострадание (Оракул Яхве).[444]
Гимническая литература/литература Премудрости также использует женские образы, говоря о Боге. Например, в Книге Иова иронический риторический вопрос Бога предполагает как мужскую, так и женскую роль в творении: «Есть ли у дождя отец? Или кто рождает капли росы? Из чьего чрева выходит лед и иней небесный, – кто рождает его?» (Иов 38:28–29). Псалмопевец Давид изображает Яхве в интимной роли повивальной бабки: «Но Ты извел меня из чрева, вложил в меня упование у грудей матери моей. На Тебя оставлен я от утробы, от чрева матери моей Ты – Бог мой» [Пс 22:10–11 (СП 21:10–11); ср. 71:6 (СП 70:6)].[445] И в другом месте Давид говорит о материнской заботе Бога, который утешает его: «Но я унимал и успокаивал душу мою, как ребенок, отнятый от груди, с матерью. Душа моя была во мне, как ребенок…» (Пс 131:2 [СП 130:2]). В одном из псалмов восхождения Бог уподобляется одновременно господину и госпоже: «Как очи рабов обращены на руку господина их, и как очи рабыни – на руку госпожи ее, так очи наши – к ГОСПОДУ, Богу нашему, доколе Он помилует нас» [Пс 123:2 (СП 122:2)].
В Книге Притчей (особенно 8:12–36) «Госпожа» Премудрость (ḥokmâ), видимо, является ипостазированным божеством.[446] Особенно интересно, что судя по всему, Премудрость в Притчах имеет качества, которые в остальных текстах ВЗ присущи лишь Богу: дарительница жизни (Притч 8:35–36);[447] источник законного управления (8:15–16);[448] ее следует искать и звать (1:28; 8:17);[449] она любит и должна быть любима (8:17);[450] дарительница богатства (8:18–21)[451] и безопасности (1:33);[452] пожалуй, важнее всего – источник откровения (8:6–10, 19, 32, 34; 30:3–5).[453] В 9:1 (ср. 7:6) Премудрость строит себе храм, «как подобает божеству ее статуса».[454] Также «вполне вероятно, что конструкция ḥkmwt в Притч 1:20; 9:1… как pluralis intensitatis может быть сознательной параллелью к lhym, что и предполагали некоторые ученые».[455]
В Притч 8:12 Премудрость использует распространенную риторическую форму «божественного самовосхваления», которая в других местах Писания (и других древних ближневосточных текстах) зарезервирована за божеством: «Я Яхве, Бог твой», «Я Иштар Арбельская», «Я божественная Исида».[456] Относительно библейских параллелей этому самовосхвалению (с той же грамматической структурой) см., например, Иез 12:25; 35:12; Зах 10:6; Мал 3:6.