Размер шрифта
-
+

Пламя внутри кувшинок - стр. 3

не первый поезд счастья, как в тумане.


И если капелька росы звенит

и сердце вторит этой капле ранней,

по волнам рек мой ландыш серебрит,

наполнит мысль и душу мне заранее.


Так без реестра сеется добро

и сотворяется невидимый кристалл

души, – он и Цветаевой блистал.

И о добре не может быть старо.


Он поименно звал колокола

и Лермонтову радостно сверкал

на солнечном Кавказе среди скал, —

кристалл чистейших звуков. Так мала


услуга ландыша дать чистоту

и веру, словно победить врага.

Свет ландыша дает надежду, ту,

что защитит, как мама берегла.

29 июля 2025


***

Лазурь в душе! Не столько в море или в небе!

Храни ее как память о насущном хлебе.

Душа питается лазурью,

как булочкой и аллилуйей.

Но не давай души поганцам

ни укусить, ни обезглавить.

Им не понять из клетки чванства,

как тьму и солнце сопоставить,

что есть мечта и вечность в мире,

где им удобнее в сортире,

где уваженье лишь за плату,

как неважнецкая покупка

или письмо без адресата

не важное, пустое, – вата —

или пропитанная губка —

кровь закусить десной с зубами

и ковылять в глуши ногами.

И не лететь в плевках и дыме,

и не здороваться с чужими.

12 августа 2025 г.


***

Чудесен мир вне тупости, как пытки.

Пытаться исправлять неисправимые ошибки —

Как создавать условия для новых

чудовищных судьбы пробелов,

не о живых – о клонах

переживать в листочках белых

средь пестроты земного карнавала,

среди кошачьих стать сервалом,

дразнящим алчность дна – ему всё мало,

как дырок на мишени в тире

вместо картины о душевном мире.

Я создаю свой дом, в вершинах духа.

не сожрала чтоб новая проруха.

11 августа 2025 г.


***

«Беги, пока я танцую!» —

заманчивый шепот любовницы друга, шипя, отдается в ушах.

«Я просто рисую пейзаж…», – признается апрель.

Хоть настежь открыта ореховая дверь,

Бежать неохота. Бежит лишь грабитель и зверь.


Она и перстами прищелкивает, как огнем,

И мечет фигурами кукишей по зеркалам.

Апрельский сквозняк не дает нам остаться вдвоем,

Курительных струек свирепство и потный бедлам,


подчеркнутый варевом тонких потёмок вдвойне,

когда мир оплавился свечкой на той стороне,

куда не врывалась коллега любимого, – та,

что лихо танцует с прищелком перстов и креста,


упрятанного между пальцев. Когтистость и лак

перстам придают знак отличия. Дерзостно так

и музыка крови, и лак кровяной

из мягкого аромата уводят домой,


и дома пытают камланьем студеной зари,

где факелы—сталагмиты на раз—два—три

горят и не помнят щелчков из—под мышек. Спиной

восстала борьба. И соперницы всплеск стороной


проносят удары. Пылает стыдами лицо.

Что стыд одиночества, если есть множества перст,

готовых продлить танец смерти и щелкнуть в лицо,

умножив страданья по мигу любви. Краток, дерзок,


волнителен щёлк, ускользающий под тормоза.

Там спит стрекоза.

И месяц спустя всё окрасится светом тепла,

когда майский щебет птенцов озарит провода.


Тропинка вела к постижению зла и добра.

«Как цепко танцует!», – воскликнуло сердце, сполна

пропитанное этой чертовой сладкой весной.

Поди, успокой.


И не успокоишь, – так будет гореть красный лак,

умножив стыдовые всплески внутри колпака

ночных издевательств для гнома и зонтика, – так,

что гнома не видно, а зонтик открыт, как стена,


не скрывшая ничего от внимательных глаз,

огромных и выражающих ужас тогда, как сейчас.

И взмахи перстов, словно флагов над кораблем,

всё щелкают мимо внимания, где мы вдвоем, —

Страница 3