Пламя мести - стр. 17

Девочка забежала в сарай.

– Манюша, выйди и посмотри хорошенько – на улице никого?

Маня молча кивнула головой и выскользнула из сарая. Через минуту она вернулась.

– Никого, Вань. Я все кругом высмотрела, – приставив к губам сложенные рупором ладошки, полушепотом доложила она.

– Добре, Манюша. А теперь подойди поближе и слушай.

Маня стала под самое отверстие чердака, из полутьмы которого белело лицо Вани.

– Ты говоришь, Митя здесь?

– Да.

– Сбегай к нему. Если он сейчас дома, передашь ему вот эту записку. Поняла?

– Ага.

– Повтори.

Маня в точности повторила поручение.

– Молодец. Из тебя бы хорошая партизанка вышла.

– А то нет? Я ничего не боюсь. Ночью могу одна в лес, в другое село пойти.

– Хвастаешься, – подтрунил Ваня.

– А вот и нет, – обиженно протянула Маня. – Дай мне такое задание, чтобы ночью и чтобы далеко, тогда увидишь.

– Хорошо, в следующий раз. А сейчас беги, чтобы днем, и чтобы недалеко, и чтобы быстро! – шутливо сдвинув брови, сказал Ваня.

Маня понимающе поджала пухлые, еще совсем детские губы и проворно, как ящерица, прошуршав по соломе, скрылась за дверью.

Сестра высоко ценила доверие брата, и все, что теперь ни поручал ей Ваня, старательно и охотно выполняла. Она бегала по селу, узнавала, кто из товарищей Вани остался в селе и, строго соблюдая тайну, передавала им записки, заклеенные хлебом. Она не знала содержания этих записок и не пыталась узнать, так как считала преступлением нарушать запрет. Но по тому, в каком строгом секрете держал все это Ваня, она догадывалась, что ей доверяют очень важное дело, и была горда этим.

Мать с отцом заметили, что девочка в последние дни с особенной заботливостью относилась к брату, чаще чем нужно шмыгала в сарай, часто уходила куда-то и возвращалась серьезная и собранная. Отец молчал, а мать нет-нет да и спросит:

– Где ты пропадаешь?

Дочь уставится на мать серыми, быстрыми глазами и ответит:

– Не бойся, мама, не пропаду.

Отослав сестренку, Ваня спрыгнул с чердака и, зажав под мышкой небольшую вязанку камыша, вышел из сарая.

Тщательно осмотревшись кругом, он перешел улицу и соседским огородом спустился к речке.

Далеко за лесополосой заходило солнце. В вышине неподвижно парили белые с позолоченными краями, курчавые облака. Так прозрачен был предвечерний воздух, а речная свежесть так пахуча, что у Вани слегка закружилась голова. Привыкшие к чердачному полумраку глаза щурились от яркого света. Юноша глубоко, с наслаждением вдыхал ароматный воздух, по которому так скучал в эти дни.

Ваня прошел вдоль берега к месту, где речка растекалась на два рукава, образуя островок, сплошь поросший камышом. Река в этом месте была мелка, вся в дремучих зарослях камыша – «джунглях», как называли их школьники Цебриково. Особенно после лета, бедного дождями, река настолько мелела, что камыши обнажались, становились похожими на лесные заросли. И часто хлопцам приходилось подкатывать штаны и переправляться вброд, проминая в камышах «звериные тропы».

Весь остров сейчас тонул в густой синей тени. Уже смолкла разноголосая птичья суета. Лишь изредка шарахнется хищница-сова, в смертельном испуге закричит преследуемая ею пташка, и снова наступит тишина.

– Подожду, пока стемнеет, – вслух подумал Ваня и, закидав травой принесенную им вязанку, присел на выступе крутого бережка.