Пламенная пляска - стр. 6
Да и девки таборные уже недобро хмыкали. Они по зиме обычно сбегали в города, где пели о нелёгкой доле и собирали немало монет. Понятное дело, что их одних барон никуда не отпускал – только под присмотром Луйко. Если хотя бы одна понесёт или пропадёт, как Зухра в прошлом году, он спустит шкуру и с Луйко, и с семьи девки. Табор страшился баронского гнева, поэтому обычно всё проходило гладко.
К слову, о Луйко. Он часто вертелся возле Зурала ещё с мальчишества. Неплохой малый, рукастый, славный, но до Мирчи ему было далеко, хотя последний был младше Луйко лет на десять. Зурал надеялся, что он станет верным другом сыну. Может, именно Луйко в будущем сможет сдержать буйный нрав Мирчи?
Зурал пригладил седые волосы и задумался. Зима обещала быть лютой, с колючими метелями и жуткими морозами. Уже вон начинались проливные дожди, от которых не спрячешься среди чистого поля. Потому–то табор и встал возле перелеска, чтобы отпраздновать свадьбу, а на рассвете двинуться дальше.
Самых красивых и голосистых девок мигом отправили в Осколку – гадать, петь, воровать – в общем, добывать пищу. В том не было ничего сложного: стоило прицепиться к какой–нибудь заплаканной девке, рассказать ей про свекровь–жабу, про недоброго мужа, про строгих родителей и про ребёнка, который наверняка получится статным, храбрым и умелым. Такие находились в каждой деревеньке, по штук десять. Зурал усмехался, глядя, как молодицы возвращались с мешками и хвастались дарами, голося на весь табор.
А вот Чарген нигде не было видно, как будто запропастилась куда. Барон нахмурился. Шатёр его невесты стоял совсем рядом, яркий, потёртый, немного грязный. Неужто захворала накануне свадьбы? Или стеснялась таборных? Вот ведь чего не хватало!
Лицо Зурала потемнело. Он ещё раз осмотрел бегающих вокруг цыганок. Повернул голову на дорогу и облегчённо выдохнул – вон она, стоит себе среди коней, вытирает вороного и вплетает ему в гриву медные бубенцы. Значит, девке лошади по душе? Зурал усмехнулся. Тяжело не любить, да ещё таких статных, с белоснежными зубами, мощными мускулами, без единого пятнышка на теле. Один конь ткнулся ей в ладонь, и Чарген звонко засмеялась.
– Ай мой хороший, – запричитала она. – Ай мой брыльянтовый, чтоб тебе бегать целый век по вольной степи.
Вот и славно. Невеста не бездельничала, остальные тоже. Барон опустился на землю и цокнул зубами. Пришло время признаться, что он просто пытается гнать прочь мысли о Мирче. Того, как обычно, не было в таборе – носился невесть где, паршивец. Хоть бы подождал до свадьбы! После обряда пусть делает всё, что душа пожелает. Но разве ж удержишь молодца, да ещё такого лихого? Нет, чем сильнее натянешь поводья, тем резвее будет вырываться и в конце концов понесёт со всей дури.
Зурал тяжело вздохнул. Вечерело. Девки варили картошку с курятиной, мальчишки подкидывали хворост в костры. Где–то в стороне Луйко бренчал на гитаре. Играть толком он не умел. Когда б ему учиться–то? Но помучить семиструнную – любое дело.
Отчего–то многие гаджо думали, что у них в таборе полно музыкантов. Ан–нет, как им учиться, когда вся жизнь – в делах? Да и гитару не каждый за собой согласился таскать – громоздкая, хрупкая, не в каждую кибитку поместится. Вообще чистая музыка была уделом городских цыган, иного племени. Многие в таборе презирали их и считали, что те не видели настоящей жизни и уподоблялись гаджо. Впрочем, это совсем не мешало молодым девкам бегать каждую зиму по кабакам и переулкам да голосить со всей мочи, напевая о любви, воле, конях и веселье.