Плакучая ива - стр. 7

«Милостивый государь», к которому так и не вернулся дар речи, молча кивнул.

– Ага, – потер руки седовласый сыщик, – стало быть, не ошибся! Сей Буцефал, конечно, обретается здесь с младых, pardon2, копыт?

Конюх усердно затряс вихрастой головой, подтверждая догадку странноватого дедушки, к чьему негромкому голосу почтительно прислушивались уездные стражники.

Антон Никодимович горделиво выпятил грудь, расправил усищи:

– Вот видите, железненький Вы мой! Что и требовалось доказать!

Вебер невольно улыбнулся, потешаясь над старомодными манерами наставника.

– Ваша версия только что с треском провалилась, господин становой пристав, – сказал он заместителю. – Коняга не топтал головы купца Гнатьева, поскольку живет в усадьбе четыре года и наверняка привык к шуму выстрелов. Нет, кто-то другой проломил черепную коробку нашему Николаю Спиридоновичу. Ежели мы, конечно, верно определили причину смерти…

Придерживая щегольской цилиндр, Поликарпов опустился перед убитым на корточки, внимательно взглянул туда, где у человека полагалось находиться голове.

– Верно, Ваше высокоблагородие, – проговорил он, глядя прямо в глаза полицейского начальника. – Можете не сомневаться. Имеет место удар тупым и тяжелым предметом.

Георгий Константинович снова нахмурился.

Усадьба князя Арсентьева не растеряла былого великолепия, а по части отделки и интерьера превосходила жилища всех окрестных богатеев. Однако на взгляд человека, бывавшего здесь в прежние времена, излишество роскоши лишало особняк торжественной строгости, делая его если не вычурным, то, во всяком случае, несколько легкомысленным.

Парадный подъезд освещался коваными фонарями, превращавшими отражения в окнах и лужах в праздничный фейерверк. Следуя европейским архитектурным традициям, здание зеленело декоративным плющом, над первым этажом кокетливо нависали балкончики, а в холле безотлучно торчал настоящий ливрейный швейцар.

Вышагивая по золоченому вестибюлю с канделябрами и сафьяновыми кушетками, Вебер заметно волновался. Ему приходилось бывать во дворцах и попышнее, но усадьба давно умершего помещика вызывала в молодом мужчине неподдельный трепет. И хотя дело было не в дурной репутации «кровавого барина», как называли бывшего владельца, Георгий Константинович невольно ожидал узреть нечто таинственное и жуткое. Однако ничего такого в великолепном доме, конечно же, не сыскалось.

Помощник уездного исправника отыскал глазами учителя, замешкавшегося у тканого гобелена, вздохнул, глядя на его недовольно встопорщенные усы.

– Вы идете, Антон Никодимович?

– Я вижу, хороший вкус здесь более не в цене-с! – поморщился отставной сыщик.

Появившийся невесть откуда управляющий сопроводил господ полицейских до гостиной, и, не произнеся ни единого слова, с надменным видом ретировался. Он даже не попытался скрыть высокомерия, что выходило за рамки приличия, но было свойственно всем без исключения дворецким и камердинерам богатых семейств.

Отворив двустворчатую дверь, Вебер пропустил щеголеватого старика вперед и с любопытством воззрился на комнату. Приемная зала, выбранная семейством купца Гнатьева для беседы с представителями власти, не отличалась особенным шиком. Георгий Константинович подумал, что это вполне разумно, учитывая назначение помещения, ведь говорить о деле следует, не отвлекаясь на созерцание лишних предметов. Пламя камина выхватывало из темноты краешек первостатейного ковра и силуэты высоких турецких кресел, расставленных широким полукругом. Три из них занимали родственники новопреставленного, два оставались свободными. Хозяева застыли в одинаковых позах, скрестив руки на груди и нетерпеливо взирая на замешкавшихся у входа следователей. Мерцающий свет не позволял Железному человеку как следует рассмотреть сидящих, однако и без того было ясно: угловатый парень с торчащими ушами – упомянутый челядью племянник, замершая рядом дама – его мать, сестра покойного, а та, что расположилась чуть поодаль, скорее всего, приходится бедному Николаю Спиридоновичу супругой. Ну, то есть… вдовой.