Питбуль для училки - стр. 43
– Что же мы творим, – пробормотала, не в силах оторвать глаз от раздевающегося мужчины. От его мускулистого, но совсем не чрезмерно, тела. Гладкая кожа, под которой скрыта затаившаяся мощь. Истинная, не выпячиваемая. Как у дикого зверя, хищника, что не использует ее для того, чтобы запугивать, подавлять или красоваться. Нет, исключительно по прямому назначению. Атаковать и одержать победу. Мгновенную и безусловную. У меня внутри все мелко дрожало от предвкушения ощутить его на себе. В себе. Ощутить то, что он мог мне дать.
– Ну же, Лен, – Михаил рванул ремень, но снимать брюки совсем не стал. Стесняется своего увечья? – Горю весь, маленькая.
Он буквально рухнул на постель рядом со мной на спину и взбрыкнул, спуская штаны вместе с боксерами и освобождая себя. Торопливыми, но не суетливыми движениями принялся раскатывать по стволу латекс. Я судорожно втянула воздух и резко запрокинула голову, избегая пялиться на упруго выскочившую и шлепнувшую по его животу массивную мужскую плоть, упаковываемую в защиту. Хотя и краткого взгляда вскользь хватило для насыщенного сладкой болью напоминания, как Михаил ощущался во мне. Каким шоком было его первое проникновение на берегу. И насколько наполненной чувствовала себя и позже. Чувствовала даже тогда, когда Михаила не было давно рядом.
– Лен-Лен, маленькая моя, ну давай же. – Михаил не позволил мне избегать на него смотреть. Схватил за запястье и мягко, но настойчиво потянул на себя, разворачивая. – Иди ко мне. Боюсь помять тебя сейчас, девочка. А терпеть сил нет никаких уже. Сама, Лен, сама.
Он не заставлял. Не давил. Нет. Но было что-то в его голосе. Во взгляде. В прикосновениях. В дыхании. Нужда. Живая, жгучая, опять до такой степени заражающая, что об отказе и мысли не родилось. Он хотел взять у меня то, что я не менее отчаянно желала ему отдать. Освободила из его захвата руку только для того, чтобы подняться и избавиться от своего белья. Встала на колени между его раздвинутыми ногами на край кровати. И уставилась на него уже без стыда, без собственной трусости увидеть, запечатлеть всего в памяти. Резковатые, поразившие меня еще той ночью своей чисто мужской лаконичностью черты лица. Глаза серые, цвета льда вроде, но при этом обжигают, сверкая из-под чуть опущенных в крайнем возбуждении век. В этом его поглощающем, требующем всю меня взгляде хочется купаться бесконечно. Четкий контур его рта, что умел вытворять вещи, мне прежде неведомые, бесстыдные и восхитительные. Широкие плечи, за которые я цеплялась, ища опоры в чувственном шторме. Негустая поросль темных волос на мощной груди, становящаяся узкой дорожкой соблазнения на поджаром животе. Раскинувшийся передо мной грозный хищник, весь подрагивающий и бурно хватающий воздух в предвкушении.
– Лена! – Мое имя прозвучало как предупреждение, хлестким повелением двигаться по каждому нерву. – Лена, ну же, мне нужно край.
И мне. Нужно. И тоже край. Оседлав его бедра, я направила массивную головку в себя и выдохнула до полной пустоты в легких, будто боялась, что внутри не хватит вместимости и для воздуха, и для Михаила. Или же хотела чувствовать исключительно его. И только это позволило мне не закричать в голос, когда его прогнуло в пояснице, как от разряда, отчего проникновение вышло ослепительно стремительным и глубоким сразу же.