Письмо, так и не написанное, потому что его отправлять некому - стр. 27
А, окружив, сразу же проник внутрь и отключил сознание полностью. То есть от хомо сапиенс остался только хомо. Но это не было влечение самца к самке. Нет, ощущение было совсем иными, определение подобрать к этому сложно. Нет его ни в одном языке. Восторг, удивление, восхищение, страх от возможности проснуться от мгновенного любовно летаргического сна и вновь восторг, но уже не только от её присутствия, но и жизнью, которая дарит такое мгновенье – если кто-то найдет определение всей этой гамме чувств – обещаю премию. Я до сих пор не нашел.
Да Бог с ними – с определениями.
– …буз, – донеслось до моего парализованного мозга.
– Что? – переспросил я, совершенно не понимая, при чем тут автобус
– Арбуз сейчас тебе на колени свалится, – Шурик-маленький был заботливо саркастичным. О моих брюках он позаботился, как же!
Я пришел в себя, поспешно откусил хрустящую мякоть и попытался сделать вид, что ничего не случилось. Остальные точно так же усиленно делали вид, что ничего не заметили. Слишком усиленно, что бы это было правдой.
И только Оксана была естественна. Она, кажется, единственная, кто ничего не заметил и не понял.
– А кто мне даст арбуз? – кокетливо обиженно спросили она. – Имениннице сегодня положено самое лучшее, не так ли?
Все мужчины начали двигаться, но так бестолково, словно каждый хотел, чтобы другой его опередил. Шурик-большой никак не мог найти нож, лежавший под его рукой. «Маленький» рассматривал взрезанный арбуз с видом человека, который никак не мог понять, что вкуснее – мякоть, кожура или семечки. Илья «не мог» дотянуться. В общем, все показывали, что они пропускают кого-то, уступая почетную долю поухаживать за виновницей торжества.
Да, удары по голове, да еще через сердце, к хорошему не приводят. Идиот! Это же они меня пропускают.
Держа в левой руке свой кусок арбуза (а куда я его дену, стол-то далеко?), правой я схватил нож и буквально двумя движениями вырезал сочную хрустяще-сахаристую сердцевину, подцепил ее на широкое лезвие и повернулся к имениннице.
– Лихо! – успел удивленно уважительно заметить кто-то из Шуриков.
– Спасибо! – спокойно, словно не замечая всей этой суеты, сказала виновница переполоха и … взяла из моей левой руки мой надкусанный кусок арбуза.
– Пожалуйста, – пролепетал я. И через мгновенье в комнате раздался не смех, а то, что в народе называют ржанием, которое у некоторых особо невоздержанных временами переходило в стоны. Не смеялись двое. Именинница, не замечая всеобщего веселья, спокойно ела арбуз. И еще одного кретина с сердцевиной арбуза на лезвии ножа.
Но я не обиделся. В любое другое время я бы уже обложил и саму ситуацию и её виновника. Или виновницу. А сейчас ничего, ни капли обиды. Я просто не знал, что делать дальше.
– А ты, что, не любишь арбуз? – заинтересованным или даже участливым тоном спросила именинница, упорно не замечая всеобщего веселья.
Да пропади пропадом этот арбуз! Не о нем я думал.
Честно признаться, я с момента, как увидел её, вовсе ни о чем не думал. Я как мне казалось (и это так и было на самом деле) уставился на неё и не мог оторваться. Словно боялся, что, потеряв из вида эту девушку, утрачу возникшее внутри меня удивительное, до селе ни на что не похожее ощущение младенческого удивления, мужской силы, наивного восторга и древней мудрости влечения к Женщине. И с каждой секундой эти взаимоисключающие друг друга чувства тесно переплетались внутри меня и заполняли все сознание.