Письмо из ниоткуда - стр. 19
Конечно же, он не послушался Наташу и отправился на ее поиски. В этом ему мог помочь только Генрих.
– Я не знаю, где она, – сразу же сказал он. Даже вопроса не дождался.
– Не ври.
– Клянусь. Наташа знала, что ты через меня будешь ее искать, и ничего мне не рассказала. Попросила только через три дня явиться в коммуналку, взять из-под коврика ключ и проверить, съехал ли ты.
– А если нет?
– Она вернется в город только после этого.
– Если тебе дали поручение, значит, и новый номер. – Старый она отключила.
– Сама позвонит. На рабочий.
Ромчик достал из кармана скомканный альбомный лист. Разгладил его на коленях.
– Она не сказала, куда делись МЫ? Почему теперь только она и я.
– Настолько личное я с ней не обсуждаю.
– Это и плохо! – вскричал он. – В смысле надо с кем-то обсуждать пережитое. Лучше со мной, но, если она не может, с мамой, сестрой, другом… Психотерапевтом, наконец! Я предлагал ей обратиться за помощью. Готов был вместе на терапию ходить… Но она ответила категорическим отказом. – Ромчик швырнул Наташино послание в урну. Промазал. Пришлось поднимать. – Когда нужно, послушаться, пойти за мной, как коза на веревочке… Что уставился? Да, сравнение не лучшее, но она вела себя и не как робот, хотя мне так казалось первое время. Она была не бездушной, но послушной до тошноты. Когда я пытался ее отвлечь и развлечь, шла за мной, щипала травку, блеяла что-то в ответ на мои разумные слова…
– Наташенька пережила страшное событие, не суди ее строго.
– Я тоже потерял ребенка! И чуть не потерял ее! Я имею право судить.
– Нет.
– Это еще почему?
– У тебя еще будут дети, а у нее нет.
Роман растерянно смотрел на Генриха. Тот понуро молчал.
– Сказал «а», говори «б».
– Ты знал, да?
– О чем?
– Об операции, после которой Наташенька осталась без матки и яичников. Все удалили, Ромчик! Но спасли. А она не знает, как теперь жить, понимаешь? Не чувствует себя полноценной. – Генрих поднял на него глаза. Он вновь вернулся к очкам, потому что от линз краснели глаза, и посмотрел на Ромку через толстые стекла со странным выражением. На миг тому показалось, что в них сверкнула ненависть. – И ты еще свое: «Мы родим еще кучу ребятишек!» Помню я, как ты успокаивал ее, когда она расплакалась, выкидывая снимки УЗИ. Между прочим, доктор Врангель сразу увидел патологию плода. Наташе можно было вовремя сделать аборт, и тогда она осталась бы здоровой…
– А говоришь, она с тобой личным не делилась?
– Не она – доктор это сделал. Папе пришлось сказать, что Наташенька моя женщина, иначе не пристроили бы ее. Поэтому я знаю о ее горе.
– Если б я знал, то чушь бы не нес. И вел бы себя с ней иначе. Не сможет родить – не надо, усыновим.
– Ваш идеальный мир рухнул, это совершенно точно. В Наташином понимании он традиционный: вы двое, ваши дети, страсть, гармония, доверие. Но этого уже не будет. Даже если ты уверишь ее в том, что для тебя главное она, Наташенька не поверит. Она будет сомневаться не столько в тебе, сколько в себе, и все разрушит. Как ей кажется, лучше это сделать сейчас. – Он снял очки и стал их протирать. Привычка, от которой не избавиться. – Этого она мне тоже не говорила. Просто я ее чувствую…
Ромчик тогда оскорбился. Почему Наташа откровенно не поговорила с ним? Это нечестно…
Он выкинул половинку сердца в реку, собрал вещи и выехал из квартиры. Три дня пожил у родителей, два в гараже, где чинили его машину. Когда она стала более или менее надежной, уехал в Москву. Начинать жизнь надо было с нового места. В Нижнем его уже ничего не держало!