Письма с Первой мировой (1914–1917) - стр. 89
Устно можно было бы с тобой болтать без конца. О! Тогда мы просидели бы с тобой опять всю ночь напролет, как бывало раньше! Эх!
Прощай, милая. Целую крепко много раз.
Твой неразумный Ежа.
25.
Волочиск, 8-го ноября 1914
Сегодня опять нет от тебя письма, Шурочка. Грустно. Боюсь я, не затерялись ли твои письма. Дело в том, что сегодня одна из наших сестер получила письмо с пометкой «просмотрено военной цензурой». А было [оно] тоже адресовано «до востребования». Может быть, некоторые письма наугад просматриваются, задерживаются и теряются… Может быть, и мое письмо от 17/Х пропало таким же образом…
Сегодня Раф. Мих. именинник и выглядит именинником, сияет, угощает публику привезенным из Львова. Он такой чудак, особенно когда бывает в веселом настроении, так бы и обнял весь мир… Справляет свои именины и наш денщик Михаил. Мы ему собрали рубль, подарили табаку и конфет. Пускай все-таки почувствует разницу, что не все дни похожи друг на друга.
Получил сегодня длинное письмо от матери. Всё тоскует, не может примириться с потерей [сына]… <…> Сто рублей, которые я послал недавно, мать не желает принимать, хочет их присоединить к прежде присланным 50-ти рублям и сохранить для меня. Не знаю, как ее уговорить, у меня ведь и так сейчас достаточно лишних денег. <…>
Сегодня был у нас чудесный зимний солнечный день. Смотрел я в окно, и так хотелось гулять по полям на лыжах, подышать свежим морозным бодрящим воздухом… Да, лыжи придется сдать в архив уже окончательно… Но ведь так много в жизни красивого останется мне еще, вся внутренняя духовная сторона! Самого ценного ведь я еще не лишаюсь… Шурочка, милая, ты не думай, что у меня мысли грустные. Нет, я просто констатирую факт, и рад, что еще много, много хорошего и прекрасного ожидает меня в будущем помимо того, чего я лишаюсь…
Читал я сегодня рассказ Бунина «Суходол», где дается психологически-бытовая картинка вырождающегося деревенского барства, да и не только барства, но и всего с ним связанного – челяди, дворовых. Есть какая-то особенная лирическая грусть в повествовании Бунина. Как мягко и нежно и вместе с тем правдиво очерчены его образы. И какая тонкая психология! Как глубоко он проникает в самое нутро славянской души, «Гате russe». Недаром он взял эпиграфом своей книги: «Веси, грады выхожу, Русь обдумаю, выгляжу». Да, он и выглядел, и обдумал, и описал. Шурочка, я тебе скоро пришлю книгу. Ты непременно прочти хоть первый рассказ, хотя и другие стоят того. Милая, подожди, мы с тобой еще много, много будем вместе читать.
Будет ли завтра от тебя письмо? Вот вопрос, который меня занимает каждый день больше всего. Ведь уже опять два дня я сижу без ничего. Милая, окружают меня коллеги со всех сторон, не дают писать, смеются, веселье, праздник… Прощай, милая. Будь умницей, спи хорошо, поправляйся и дожидайся терпеливо своего
Ежика*.
«Русское слово» сегодня наконец получили.
* Далее приписка на полях письма.
26.
Волочиск, 9-го ноября 1914
Милая, бедная моя Шурочка. <…> Скажу просто: милая, не горюй, придут лучшие дни, наши дни, а в настоящем горе[165] ты не одна, а я с тобой, как и раньше, как всегда. Убеждать тебя не стану, но и плакать с тобой не буду. Осушу твои слезы поцелуями и скажу: милая, славная моя Шурочка, имей еще немного терпения, подожди еще немного, не падай духом, не отчаивайся, не отказывайся от веры в счастье, в людей из-за отдельных гнусных личностей. Да разве они могут задеть то, что нам дорого? Ведь они этого не понимают, это им недоступно. Они могут нам чинить препятствия, преграды, но задеть то, что нам свято, они не могут. <…> Ведь не всё ли равно и тебе, как и мне, знают ли люди, к кому ты собиралась ехать, или не знают? Нас от этого не убавится, как не убавится и того, что нас связывает так крепко в одно целое. <…>