Письма с фронта. 1914–1917 - стр. 104

Вчера у нас был обед с дамами: днем я с нач[альни]ком команды связи гулял, и у одной избы мы увидели прелестную девочку с перевязанной рукой. В чем дело? Оказалось, лишай. Мы повели ее к врачу, он сделал, что нужно, смазал и перевязал, а отсюда с нашей дамой мы зашли к себе и пообедали. Девочку звать Фанча, 9 лет, со стально-голубыми глазами и божественными ресницами… Высматривает она меньше своих лет, худенькая и не по летам серьезная. Особенно нас бьют наповал ее глаза, когда она поднимает их в недоумении. Я во время обеда умышленно задавал ей мудреные вопросы, чтобы вызвать взмах ее ресниц и озадаченный взор глаз. Вообще, мы с детьми возимся при всяких случаях; мои молодые товарищи в этом отношении большие мои единомышленники.

Напр[имер], у Слоновского в пул[еметной] команде есть мальчик лет 13, беглец из Житомира (из 2-го или 3-го класса); пришел он к нам в гимназической куртке, а вчера вечером вижу его возвращающимся с позиции, настоящим солдатом, с вещевым мешком за плечами (сделали ему маленький и удобный, вроде ранца), с карабином. Отдает мне честь, наз[ыва]ет Ваше Выс[окоблагород]ие… все чин чином. Веселый, нос дерет кверху… и прав: двое суток был на позиции с пулеметами, в 700 шагах от противника. Теперь идет на отдых в резерв. Прелестный мальчик!

Вчера писем от тебя не было. Я это знал еще задолго до прибытия почты, так как почтарь уже из обоза 1-го разряда должен мне телефонировать, есть ли для меня письма. Вчера телефонировал так: «Для командира полка есть одно письмо, но не из дому». Это было письмо от матери убитого Мельникова, просящей об ускорении нужных для нее документов.

Итак, моя золотая лапка, живу я вечерами через день, т. е. завтра (9-го) вечером, 11-го вечером, когда от тебя приходят строки, и я жадно впиваю в себя их милое содержание; а остальные часы посвящены суровому ремеслу войны, когда думы заняты тактикой, огнем, ранами, смертью… теми картинами, которые закаляют сердце и делают его железным и упорным. Видишь, моя славная, мне удалось написать больше, чем ожидал… почтарь где-то зазевался и не пристает. Завтра от тебя придет не менее двух писем. Давай мне твою драгоценную головку, губки, а также подводи нашу лихую троицу, я вас всех обниму, расцелую и благословлю.

Дорогая Женюрочка!

Вчера получил твои три письма от 2-го (2) и от 3-го, с забавным описанием, как у тебя сами собой устроились казарма (Полищук) и госпиталь (Георгий). Смотри только, чтобы ты себя не затруднила с ними: ты ведь одна, дети – с одной стороны, они – с другой, тебе не разорваться. А тут, по-видимому, тебе подваливает работы хозяйственная часть полка, а иначе я не могу себе объяснить, кто поручил тебе покупать книжки? Не забывай, что мои «ребята» – народ славный, но они могут стать и бесцеремонными, если встретят слишком доброе сердце.

Не забудь, Женюша, что Геня при поступлении в гимназию и при держании экзамена пользуется какими-то правами как сын военного, отличившегося на войне. Кажется, он стоит вне конкурса, принимают его сверх нормы и т. п. Папа может об этом навести полные справки.

Только что вернулся с позиции, которую обошел всю от начала до конца. В одном месте противник, сообразив, что по окопам идет начальник (судя по ответам солдат на мое приветствие), пустил из бомбометов несколько бомб… одна из них упала от меня шагах в 12–15. Оказывается, это вещь довольно безвредная, хотя шуму дает много. Если она падает не на камень, то взрывается через 10–12 секунд, а за это время ребята мои могут удрать до Москвы. Когда падает бомба, то происходит картина, как на бою быков, когда от быка летят во все стороны дразнильщики: ребята шарах в стороны и только из-за углов и прикрытий торчат их любопытствующие глаза. Далеко их никак нельзя прогнать, на окрик взводного слышны голоса: «Да она што, слякоть одна…», «любопытно посмотреть, как ее это рванет» и т. п.