Письма милому другу - стр. 2

Я обречен на одинокую жизнь…

Я обречен на одинокую жизнь?..

И то и другое звучит неправдоподобно, сколько ни тверди. Нет, я все еще не могу поверить в то, что произошло, в то, что позволил тебе уехать безвозвратно, раствориться в бескрайнем мире. Мне все теперь кажется пустым. Я натыкаюсь на прохожих, но улицы пусты для меня. Все-все пусто теперь для меня.

Как пережить, как преодолеть, чем заполнить пустоту? Невероятные мысли, порой, приходят на ум. Зачем случилось наше знакомство? Зачем доверились мы друг другу? Зачем посвятили друг друга в свои тайны? Я не знал ранее подобного чувства, и оно бы не родилось без нашего знакомства.

Но я гоню прочь чудовищные мысли, не поддаюсь им и спасение ищу в воспоминаниях. Это лучшее и самое ценное, что осталось у меня от наших чудесных дней. Ах, почему же все проходит на Земле?

Я долго ждал и много думал – о том, как быть и что делать, как поступить, искать ли тебя или оставить все в воспоминаниях, заменив ими надежду на встречу? И не нашел ответа. Поэтому я здесь.

Я решил, что буду писать тебе регулярно, на портал, который согласится публиковать мои письма, и стану рассказывать новости – о нашем городе, знакомых, о том, что чувствуют и чем живут здешние люди, какие трудности испытывают и какую ощущают радость. Я буду писать в надежде на то, что однажды ты отзовешься, хоть и не знаю, где ты живешь. Я даже не знаю твоей нынешней фамилии – возможно, ты замужем?

Ты все решишь сама… Увидишь ли письма, прочитаешь ли их – я буду писать, пока не утрачу надежду, писать на местный интернет-портал, а не в соцсети, даруя нам маленький, но шанс – на чудо.

До свидания, мой милый друг!

Письмо второе

Утопленник

Мой милый друг!

Здравствуй!

Я обещал рассказывать тебе новости.

У нас жарко, но прошедшая неделя расстроила тягучей прохладой, пробирающим арктическим дыханием и ночными заморозками, заставившими достать из гардеробов подзабытые куртки. Старики-дачники с укором глядели на лиловые тучи, гадая, не погубят ли они урожай. Некоторые вышли из дома налегке, как привыкли уже – в рубашках да футболках. Бледные, с гусиной кожей, зябко и торопливо сновали они по тротуарам.

Прохлада принесла с собой и необъяснимую апатию, которую так умеет разогнать спелая весна. Хмурым у многих стало настроение, мрачные мысли полезли в голову. Признаюсь, и я оказался в их числе. Однако в воскресенье произошел неизбежный перелом, стремительно пронеслись по области и отгремели озоновые грозы, ветер мощно гнул непокорные деревья к земле, прошелся чесом по лугам, погулял по посевам, зыбью посеребрил реку, что разделяет город надвое. К вечеру волнение улеглось, тучи рассеялись и вот – у нас спокойно и все теплеет.

Неделя минувшая ознаменовалась печальным событием, о котором шепчется народ. Я был на рынке, и внимание мое привлек разговор трех женщин. По виду им – за шестьдесят. Одна – неряшливая невзрачная торговка живой рыбой, другая – сухонькая, степенная, чинная, плохонько, но строго одетая, ядовито-рыжая, крашенная, с угольными нарисованными бровями и отвратительно яркими губами. Явно в прошлом не простой человек. И с ними женщина, грузная и седая, лицо – глубокие морщины и блеклые усталые глаза, плечи скошены под тяжестью лет. Таких нынче встретишь нередко.