Писатели-«деревенщики»: литература и консервативная идеология 1970-х годов

См. страницу Олега Лекманова в «Фейсбуке» (пост от 20.11.2014). URL: https://www.facebook.com/lekmanov?fref=nf.

Там же.

Для обозначения периода с конца 1960-х до середины 1980-х годов я использую конструкт «долгие 1970-е» (иногда говорят «длинные 1970-е»), позволяющий подчеркнуть несовпадение календарной хронологии и культурно-идеологического содержания эпохи. В данном случае речь идет об определяющих этот период консервативных тенденциях в политике и культуре, формирование и развитие которых не обязательно привязано к хронологически «сильным» позициям.

Ряд разделов книги (в том числе глава V) подготовлены при поддержке Российского научного фонда, проект № 14-18-02952 («Конспирологические нарративы в русской культуре XIX – начала XXI вв.: генезис, эволюция, идейный и социальный контексты»).

Иванов В.Д., Мусаханов Л.Р. Баланс художественной культуры (на материале экспертного опроса по советской культуре 1970-х) // Художественная жизнь России 1970-х годов как системное целое. СПб., 2001. С. 117.

Малютин С. Иного Бергам не дано! // Русская народная линия. URL: http:// ruskline.ru/analitika/2013/06/12/inogo_bergam_ne_dano.

См.: Латынина А. Вакансии как раз открыты // Литературная газета. 2000. 8 – 14 марта. С. 9.

В. Распутин пояснял мотивы, побудившие его заняться политической деятельностью: «Что касается писателя Распутина, то, может быть, действительно было бы больше пользы, если бы я не занимался политикой. Я для себя как рассуждаю: если бы нашлась достойная замена, нашлись бы люди, которые бы делали то, что я пытался сделать, спасая северные реки или Байкал, я бы с удовольствием устранился. И ушел бы в чистую прозу. <…> Мое хождение во власть ничем не кончилось. Оно было совершенно напрасным» (В. Распутин – В. Бондаренко. «Слышу гул подземной Руси…»: Беседа накануне юбилея // Бондаренко В.Г. Пламенные реакционеры. Три лика русского патриотизма. М., 2003. C. 500, 503). Однако в том же интервью Распутин сетует на наивность представителей патриотических сил, которые чурались политики и тем самым ослабляли свои позиции: «…как лезли наши демократы туда (в депутаты. – А.Р.), а если кто-то не проходил, например, Евтушенко, как они быстро искали новые лазейки, находили территории, где они могли бы быть избранными. <…> А наши сторонники все отказывались от депутатства, отказывался Василий Белов, меня чуть ли не силой затолкали в депутаты, да и других патриотов тоже. А надо было не отказываться, надо было предвидеть усилия наших врагов» (Там же. С. 503).

Партэ К. Опасные тексты России. Политика между строк. СПб., 2007. С. 113.

См.: Липовецкий М., Берг М. Мутации советскости и судьба советского либерализма в литературной критике семидесятых: 1970–1985 // История русской литературной критики: советская и постсоветская эпохи. М., 2011. С. 497.

Термин «неопочвенничество» распространяется в работе на писателей-«деревенщиков» и критиков, связанных, в основном, с журналами «Молодая гвардия» и «Наш современник», хотя очевидно, что «неопочвенники» были частью представительного и разнообразного по оттенкам политических взглядов национально-консервативного крыла советской интеллигенции. Термин «национал-консерваторы», «национально-консервативный», акцентирующий два идеологических компонента движения, также используется в работе, в том числе и метонимически – через перенос наименования целого на часть (то есть тех же «неопочвенников»).

Ермолин Е. Пленники Бабы-Яги // Континент. 1992. № 2 (72). С. 343–366. URL: http://magazines.russ.ru/continent/2011/150/e10.html.

См., например: «Печальный детектив» В. Астафьева: мнение читателя и отклики критики // Вопросы литературы. 1986. № 11. С. 73 – 112; Художник или публицист – кто прав? // Литературная газета. 1986. 27 августа. С. 2; Иванова Н. Человека все касается // Известия. 1985. 28 августа. С. 3; Старикова Е. Ищущая душа: Заметки при чтении повести В. Распутина «Пожар» // Новый мир. 1985. № 2. С. 232–236; Обсуждение романа В. Белова «Все впереди» // Вопросы литературы. 1987. № 9. С. 113–164. На самом деле первые констатации кризиса «неопочвеннической» литературы датируются еще второй половиной 1970-х годов. Об исчерпанности «деревенского» направления рассуждали тогда Виктор Чалмаев и Лев Аннинский: первый варьировал часто повторявшиеся упреки в ограниченности кругозора «деревенщиков» и заявлял о полезности для них «инъекции и социальных и нравственных понятий из иных миров» (Проза. Этика. Эстетика: Диалог критиков Льва Аннинского и Виктора Чалмаева // Литературная Россия. 1976. 2 января. С. 8), второй призывал не драматизировать процесс смены одного направления другим и уверял, что смена «деревенской прозы» на литературной авансцене другими явлениями закономерна, поскольку «общий тонус литературы 70-х годов все-таки предполагает соотнесение всех идей и эмоций с “фоном” НТР…» (Там же). Естественно, сами «деревенщики» с подобной оценкой собственных перспектив не соглашались, и Ф. Абрамов в одном из писем обрушивался на «ученых мерзавцев»: «Ужас что несут эти нечестивцы! Деревенская проза исчерпала себя, деревенская проза переживает кризис… Да что это такое? Россия кончилась? Россию давайте хоронить… Так это надо понимать?» (Абрамов Ф.А. Письмо В.И. Белову (17.01.1976) // Абрамов Ф.А. Собр. соч.: В 6 т. СПб., 1991–1995. Т. 6. С. 382. Далее ссылка на это издание дается с указанием номера тома и страницы).

См.: Белая Г. Затонувшая Атлантида. М., 1991. С. 26.

См.: Левина М. Апофеоз беспочвенности («Онтологическая» проза в свете идей русской философии) // Вопросы литературы. 1991. № 9/10. С. 3 – 29.

Ермолин Е. Указ. соч.

В. Аксенов – Д. Глэд // Глэд Д. Беседы в изгнании. Русское литературное зарубежье. М., 1991. С. 78.

Ерофеев В. Поминки по советской литературе // Литературная газета. 1990. 4 июля. С. 8. Вокруг статьи Ерофеева и, в частности¸ в связи с причислением «деревенщиков» к «советской литературе», сведенной автором к негативному опыту несвободы и насилия, вспыхнула дискуссия. См.: Варжапетян В. Да здравствует литература! // Литературная газета. 1990. 25 июля. С. 5; Марченко А. Во чьем пиру похмелье // Литературная газета. 1990. 1 августа. С. 5; Киреев Р. Панихида с кнутиком // Литературная газета. 1990. 8 августа. С. 4; Буртин Ю. Мертвое и живое // Литературная газета. 1990. 22 августа. С. 4; Урнов Д. Кто создает иллюзии? // Литературная газета. 1990. 26 сентября. С. 5; Гордин Я. Что позади? // Литературная газета. 1990. 26 сентября. С. 5; Кашук Ю. Ниши биоценоза // Литературная газета. 1990. 10 октября. С. 4; Василевский А. Novaja Тухляндия? // Литературная газета. 1990. 10 октября. С. 4; Гольдштейн А. Такое долгое прощание // Литературная газета. 1990. 24 октября. С. 7; Рубашкин А. Не выплеснуть бы и ребенка // Литературная газета. 1990. 24 октября. С. 7; Оклянский Ю. По ком звонит колокол // Литературная газета. 1990. 31 октября. С. 4.

Ермолин Е. Указ. соч.

Бондаренко В.Г. Серебряный век простонародья: Книга статей о стержневой русской словесности, об окопной правде, о деревенской прозе и тихой лирике. М., 2004. С. 6–7. См. также: Бараков В.Н. «Почвенное» направление в русской поэзии второй половины ХХ века: типология и эволюция. Вологда, 2004; Павлов Ю.М. Критика ХХ – ХХI веков: Литературные портреты, статьи, рецензии. М., 2010.

Берг М. Премия Солженицына отдана Распутину. URL: http://www.mberg.net/asputin.

Быков Д. Телегия // Русская жизнь. 2007. № 10. URL: http://www.intelros.ru/2007/09/20/telegija_derevnja_interesovala_pisatelejjderevenshhikov_menshe_vsego.html.

См.: Гудков Л., Дубин Б. Своеобразие русского национализма // Pro et contra. 2005. Сентябрь-октябрь. С. 6 – 24.

Берелович А. Семидесятые годы ХХ века: реплика в дискуссии // Мониторинг общественного мнения. 2003. № 4. С. 60.

Точнее будет говорить об изменениях в конструкции коллективной памяти о прошлом, которые отражали расстановку сил, проблемы и приоритеты брежневского периода. Зависимость между новым образом Великой Отечественной войны, ее превращением в главное событие советской истории и консервативным трендом 1970-х убедительно показал Борис Дубин: «Фактический отказ от идей “светлого будущего”, “построения коммунизма при жизни нынешнего поколения”, т. е. от реликтов миссионерского утопизма, идеологического фанатизма пореволюционной эпохи и ее позднейших мифологизаций, принял форму утверждения (столь же идеологизированного, но по-другому) “настоящего” и его проекций в “прошлое”» (Дубин Б. «Кровавая» война и «великая» победа // Отечественные записки. 2004. № 5. URL: http://www.strana-oz.ru/2004/5/krovavaya-voyna-i-velikaya-pobeda). Отодвинувшие на второй план Октябрьскую революцию, коллективизацию, годы репрессий Великая Отечественная война и ее «эхо» – полет Ю.А. Гагарина в космос, по мнению исследователя, стали главными символами, в отсылке к которым конструировалась коллективная идентичность позднесоветского общества (см.: там же).

Яковлев А. Против антиисторизма // Литературная газета. 1972. 15 ноября. С. 4.

Платонов О. ВООПИК. URL: http://dic.academic.ru/dic.nsf/russian_history/97 43/%D0%92%D0%9E%D0%9E%D0%9F%D0%98%D0%9A.

В. Максимов – Д. Глэд // Глэд Д. Указ. соч. С. 255.

Там же.

Чудакова М.О. Пора меж оттепелью и застоем // Семидесятые как предмет истории русской культуры. М., 1998. С. 98.

Взгляд на «деревенскую прозу» как на «культурную манифестацию русского национализма» характерен для зарубежной историографии. См., например, хрестоматийную работу: Dunlop J.B. The Faces of Contemporary Russian Nationalism. Princeton University Press, 1983. Р. 109–132. Большое количество западных исследований посвящено событиям перестройки и начала 1990-х годов. Их авторы рассматривают группу писателей-патриотов в качестве важного политического игрока, а их деятельность на рубеже 1980 – 1990-х годов – как бесспорное доказательство влиятельности националистических сил: Shlapentokh V. Soviet Intellectuals and Political Power. Princeton, 1990; Laqueur W. Black Hundred: The Rise of the Extreme Right in Russia. N. Y., 1993 (Лакер У. Черная сотня. М., 1994); Rancour-Laferriere D. Russian Nationalism from an Interdisciplinary Perspective. Imagining Russia // Slavic Stidies.Vol. 5. The Edvin Mellen Press Lewiston, Queenston, Lampeter, 2000; Rossman V. Russian Intellectual Antisemitism in the Post-Communist Era. The Hebrew University of Jerusalem, 2002; O’Connor K. Intellectuals and Apparatchiks: Russian Nationalism and the Gorbachev Revolution. Lexington Books, 2006.

Brudny Y. Reinventing Russia. Russian Nationalism and the Soviet State, 1953–1991. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1998. Р. 15.

Ibidem. P. 16.

Ibidem.

Ibidem. P. 17.

Brudny Y. Ibidem. P. 60.

Ibidem.

Ibidem. P. 132.

См.: Митрохин Н. Русская партия. Движение русских националистов в СССР. 1953–1985. М., 2003. С. 5.

Там же. С. 8.

Там же. С. 8.

Митрохин Н. Указ. соч. С. 143–144.

См.: Там же. С. 395–396.

См.: Соловей Т., Соловей В. Несостоявшаяся революция: Исторические смыслы русского национализма. М., 2009. С. 225. Лидеры позднесоветской правой, откликаясь на книгу Митрохина и на разговоры о тайной поддержке русских националистов в ЦК, уверяли, что степень такой поддержки преувеличена, но при этом не скрывали фактов близкого знакомства с высшей партноменклатурой. См.: Семанов С.Н. Откуда есть пошла русская партия // Семанов С.Н. Русское возрождение: борьба продолжается. М., 2009. С. 3 – 20; Был ли русский орден в ЦК? Беседа В. Ганичева и В. Бондаренко // Бондаренко В.Г. Пламенные реакционеры: Три лика русского патриотизма. М., 2003. С. 146–148.

Соловей Т., Соловей В. Указ. соч. С. 223–224.

Митрохин Н. Указ. соч. С. 379.

В начале 2000-х в связи с публикацией книги Андрея Зорина («Кормя двуглавого орла…»: Литература и государственная идеология в России последней трети XVIII – первой трети XIX века. М., 2001) обсуждался вопрос о методологии анализа идеологических моделей и роли литературы в продуцировании таких моделей, однако эта дискуссия разворачивалась, в основном, среди историков, либо филологов, практикующих полидисциплинарный подход. См.: Цымбурский В. Рецензия на книгу Андрея Зорина «Кормя двуглавого орла» // Цымбурский В. Поэтика геополитики: Статьи 2001–2009; Живов В. Двуглавый орел в диалоге с литературой // Новый мир. 2002.№ 2. С. 174–183; Форум AI: обсуждение книги А.Л. Зорина «Кормя двуглавого орла…» // Ab Imperio. 2002. № 1. С. 470–554.

См. об этом подробнее: Живов В. Указ. соч. С. 175–176.

См.: Макина М.А. Деревенская проза 60 – 70-х годов в ее историко-литературном и современном контексте. Л., 1980; Ковский В.Е. Преемственность («Деревенская тема» в современной литературе). М., 1981.

В зарубежной славистике преобладала тенденция, о которой я упоминала в связи с исследованиями историков, – рассматривать «деревенскую прозу» через симптоматику внутренних изменений советского проекта – как постепенный отказ от постулатов официального марксизма-ленинизма, выход за пределы соцреализма, спор с модернизмом в политике и культуре, реабилитацию «русскости» и т. п. См.: Brown D. Soviet Russian Literature since Stalin. Cambridge University Press, 1978; Brown D. Nationalism and Ruralism in Recent Soviet Russian Literature // Review of National Literatures (Spring, 1972). P. 183–209; Сlark K. The Centrality of Rural Themes in Postwar Soviet Fiction // Perspectives on Literature and Society in Eastern and Western Europe / Ed. G. Hosking. London, 1989; Gibian G. Reviving Russian Nationalism // The New Leader (Nov. 19, 1979); Gillespie D. Social Spirit, Private Doubts // The Life and Work of Fyodor Abramov / Ed. by D. Gillespie. Northwestern University Press, 1997. P. 10–79; Gillespie D. The Twentieth-Century Russian Novel. An Introduction. Oxford: Berg, 1996; Hosking G. Beyond Socialist Realism: Soviet Fiction since Ivan Denisovich. L., 1980; Lowe D. Russian Writing since 1953. A Critical Survey. N.Y., 1987; Marsh R. Soviet Fiction since Stalin: Science, Politics, and Literature. New Jersey, 1986.

Петрик А.П. «Деревенская проза»: итоги и перспективы изучения // Филологические науки. 1981. № 1. С. 66.

Там же.

Фронтальный обзор написанной в позднесоветский период научной литературы о «деревенщиках» может составить предмет отдельной работы, и в данном случае в нем нет нужды. Библиография по основным проблемам и характеристика предложенных концепций, если в том возникнет необходимость, будут рассредоточены по главам. Следует заметить, что интерес к этим аспектам – мотивная структура, типология героев, стиль – по-прежнему свойствен отечественному литературоведению и реализован во множестве появившихся в постсоветский период монографических работ и диссертаций. Перечислю некоторые из них: Гончаров П.А. Творчество В.П. Астафьева в контексте русской прозы 1950 – 1990-х годов. М., 2003; Калимуллин И.И. В.Г. Распутин: поэтика народной философии. Бирск, 2010; Соколова Л.В. Духовно-нравственные искания писателей-традиционалистов второй половины ХХ века (В. Шукшин, В. Распутин, В. Белов, В. Астафьев): Дис…. доктора филол. наук. СПб., 2005; Алейников О.Ю. Публицистическое начало в прозе В. Распутина (авторская позиция – характеры – стиль): Дис…. канд. филол. наук. М., 1991; Лифанова И.В. Национальный характер и национальная история в творчестве Б. Можаева: Дис…. канд. филол. наук. М., 1999; Попова И.В. Национально-поэтический контекст прозы В. Распутина 1980 – 1990-х годов: Дис…. канд. филол. наук. Тамбов, 2003; Соловьева Е.В. Художественное воплощение духовно-религиозной проблематики в произведениях В. Распутина и В. Максимова: Дис…. канд. филол. наук. М., 2005; Гапон Е.С. Художественная концепция личности в творчестве В.Г. Распутина 1990-х – 2000-х годов: Дис…. канд. филол. наук. Армавир, 2005; Шетракова А.Н. Проза С. Клычкова и В. Распутина: миф о крестьянском космосе и философия русского космизма: Дис…. канд. филол. наук. М., 2008; Холодкова Е.К. Концепция национального характера в прозе В.П. Астафьева, В.Г. Распутина и Б.П. Екимова 1990-х – начала 2000-х гг.: Дис…. канд. филол. наук. М., 2009; Барышева О.А. Христианский и народно-поэтические мотивы в художественном мире прозы В.Г. Распутина: Дис…. канд. филол. наук. Кострома, 2010; Калинина И.П. Русская семья и традиции национального жизнеустройства в повестях В.Г. Распутина «Пожар» и «Дочь Ивана, мать Ивана»: поэтико-философский аспект: Дис…. канд. филол. наук. Тамбов, 2010; Шлома Е.С. Материнское начало в прозе В.П. Астафьева: Дис…. канд. филол. наук. М., 2012; Иванова В.Я. Структурно-семантический аспект художественного образа в прозе В.Г. Распутина: Дис…. канд. филол. наук. Улан-Удэ, 2013.

Parthe K.F. Russian Village Prose: Radiant Past. Princeton University Press, 1992. Рецензия на американское издание: Харитонов А.А. Русская советская деревенская проза: взгляд из Принстона // Русская литература. 1993. № 4. С. 222–225. В переводе на русский язык: Партэ К. Русская деревенская проза: Светлое прошлое / Пер. И.М. Чеканниковой и Е.С. Кириловой. Томск, 2004.

Parthe K.F. Op. cit. Р. 92–98.

Большакова А.Ю. Нация и менталитет: Феномен «деревенской прозы» ХХ века. М., 2000. С. 5.

Там же. С. 3–4. См. также: Большакова А.Ю. Деревня как архетип: От Пушкина до Солженицына. М., 1998; Она же. Русская деревенская проза ХХ века: код прочтения. Шумен, 2002; Она же. Судьбы крестьянства в русской литературе. М., 2002.

Там же. С. 8.

Британский историк Джеффри Хоскинг вспоминал о сильнейшем впечатлении, которое произвело на него чтение (видимо, в конце 1960-х – начале 1970-х) повести В. Белова «Привычное дело»: «В ней рассказывалось о колхозе где-то на Русском Севере и о жизни колхозника, который любил семью, жену, детей и землю, но был доведен до крайности отношением местных начальников настолько, что решил бросить деревню и начать новую жизнь в городе.

Книга показала мне, что можно было быть русским и в то же время быть “несоветским” <…>.

Однако Белов оказался для меня в чем-то новым – в романе раскрывалась несоветская русская культура, порожденная не церковью и не высоко образованными интеллектуалами-антимарксистами, а простыми русскими людьми, крестьянами, которые так долго молчали или, по крайней мере, не были слышны» (Хоскинг Дж. Правители и жертвы: Русские в Советском Союзе / Пер. с англ. В. Артемова. М., 2012. С. 6–8). Это же присутствие литературно-небанальной, нестереотипной «русскости», особенно заметной на фоне массовой советской литературной продукции, ощутили многие читатели, а национально-консервативный лагерь осознал, что с «русскостью» можно работать. В повести В. Солоухина «Последняя ступень» есть сцена знакомства автобиографического героя-повествователя с его будущими наставниками в деле просвещения в националистическом духе, и те сразу объясняют, почему именно Солоухина они выделили из общей массы литераторов: «Читал. Нет слов. Единственный русский писатель <…>

Русский дух – вот что важно. А он есть в ваших книгах» (Солоухин В.А. Последняя ступень // Солоухин В.А. Собр. соч.: В 5 т. М., 2011. Т. 5. С. 8).

Большакова А.Ю. Нация и менталитет. С. 30.

Там же.

См., например: Козлова С.М. Поэтика рассказов В.М. Шукшина. Барнаул, 1992; Рыбальченко Т.Л. Мифологемы образа Сибири в русской прозе второй половины ХХ века // Сибирь: взгляд извне и изнутри. Духовное измерение пространства. Иркутск, 2004; Ковтун Н.В. Русская литературная утопия второй половины XX века. Томск, 2005; Она же. Деревенская проза в зеркале утопии. Новосибирск, 2009; Цветова Н.С. Эсхатологическая топика русской традиционной прозы второй половины ХХ века. СПб., 2008; Смыковская Т.Е. Национальный образ мира в прозе В.И. Белова. М., 2010; Букаты Е.М. Поэтика художественного пространства в прозе В.П. Астафьева («Последний поклон», «Царь-рыба», «Прокляты и убиты»): Дис…. канд. филол. наук. Томск, 2002; Новикова Н.Л. Мифологическое пространство в повестях В.Г. Распутина: образ реки // Народная культура Сибири. Иркутск, 2005. С. 194–197; Королева С.Ю. Художественный мифологизм в прозе о деревне 1970 – 1990-х годов: Дис…. канд. филол. наук. Пермь, 2006; Новожеева И.В. Концепция человека в деревенской прозе 1960 – 1980-х годов: по произведениям В. Астафьева, Ф. Абрамова, В. Белова, В. Распутина, В. Шукшина: Дис…. канд. филол. наук. Брянск, 2007; Галимова Е.Ш. Архетипический образ реки в художественном мире Валентина Распутина // Время и творчество Валентина Распутина. Иркутск, 2012. С. 98 – 109.

Грацианова И.С. Концептосфера и архетипическое пространство русской онтологической прозы последней четверти XX столетия: Автореф. дис…. канд. филол. наук. Краснодар, 2004. С. 3.

См.: Белая Г.А. Художественный мир современной прозы. М., 1983. С. 143, 151, 185–186. См. также: Вертлиб Е. Русское – от Загоскина до Шукшина (опыт непредвзятого размышления). СПб., 1992. С. 231.

Крижановский Н.И. Художественная реализация категории соборности в «малой» прозе В. Белова 60 – 90-х годов ХХ века: Автореф. дис…. канд. филол. наук. Краснодар, 2004. С. 4.

Грацианова И.С. Указ. соч. С. 12.

Большев А.О. Исповедально-автобиографическое начало в русской прозе второй половины ХХ века. СПб., 2002; Мартазанов А. Идеология и художественный мир «деревенской прозы» (В. Распутин, В. Белов, В. Астафьев, Б. Можаев). СПб., 2006.

Топоров В.Н. Петербург и «Петербургский текст русской литературы» (Введение в тему) // Труды по знаковым системам. Вып. 18. Тарту, 1984.

См.: Меднис Н.Е. Сверхтексты в русской литературе. Новосибирск, 2003.

См.: Куляпин А.И. История с географией: сибирский миф в прозе В.М. Шукшина // Сибирский текст в национальном сюжетном пространстве. Красноярск, 2010; Разувалова А.И. Сибирский текст в прозе В.П. Астафьева (к постановке проблемы) // Там же; Цветова Н.С. Федор Абрамов и Валентин Распутин: национальное и региональное в художественной картине мира // Северный и Сибирский тексты русской литературы как сверхтексты: типологическое и уникальное. Архангельск, 2014. С. 129–138; Неверович Г.А. Пространственный код детства/младенчества в деревенской прозе // Там же. С. 169–179.

См.: Анисимов К.В.Топография национального: место «сибирской» публицистики В.Г. Распутина в истории художественных и политических концептуализаций Зауралья // Время и творчество Валентина Распутина. С. 396–419; Анисимов К.В., Разувалова А.И. Два века – две грани Сибирского текста: областники vs. «деревенщики» // Вестник Томского гос. ун-та. Филология. 2014. № 1 (27). С. 75 – 101.См. также: Ogden J.A. Siberia as chronotope: Valentin Rasputin‘s Creation of a Usable Past in Sibir‘, Sibir‘ // Ab Imperio. 2004. № 2. С. 647–664.

См.: Шукшин В.М. Собр. соч. В 8 т. Барнаул, 2009; сборники и энциклопедии: Язык и стиль прозы В. Шукшина: Межвуз. сб. науч. трудов. Барнаул, 1991; Рассказ В.М. Шукшина «Срезал»: Проблемы анализа, интерпретации, перевода. Барнаул, 1995; Творчество В.М. Шукшина: Опыт энциклопедического словаря-справочника. Барнаул, 1997; Проза В.М. Шукшина как лингвокультурный феномен 60 – 70-х гг. Барнаул, 1997; Творчество В.М. Шукшина в современном мире: Эстетика. Диалог культур. Поэтика. Интерпретация: Сб. научных трудов / Отв. ред. С.М. Козлова. Барнаул, 1999; Провинциальная экзистенция: К 70-летию со дня рождения В.М. Шукшина. Барнаул, 1999; «Горький, мучительный талант…»: Материалы V Всерос. юбилейной научной конференции. Барнаул, 2000; Творчество В.М. Шукшина: Энциклопедический словарь-справочник / Науч. ред. А.А. Чувакин. Т. 1–3. Барнаул, 2004–2007; Творчество В.М. Шукшина в межнациональном культурном пространстве: Материалы VIII Всерос. юбилейной научной конференции / Отв. ред. О.Г. Левашова. Барнаул, 2009; монографии: Козлова С.М. Поэтика рассказов В.М. Шукшина. Барнаул, 1992; Куляпин А.И., Левашова О.Г. В.М. Шукшин и русская классика. Барнаул, 1998; Халина Н.В. Феноменологический анализ текста Василия Шукшина. Барнаул, 1998; Куляпин А.И. Проблемы творческой эволюции В.М. Шукшина. Барнаул, 2000; Левашова О Г. В.М. Шукшин и традиции русской литературы XIX в. (Ф.М. Достоевский и Л.Н. Толстой). Барнаул, 2001; Куляпин А.И. Творчество Шукшина от мимезиса к семиозису. Барнаул, 2005.

См.: Феномен В.П. Астафьева в общественно-культурной и литературной жизни конца ХХ века. Красноярск: Изд-во КГУ, 2005; И открой в себе память…: Воспоминания о В.П. Астафьеве: материалы к биографии писателя / Гл. ред. – сост. Г.М. Шленская; ред. – сост. Н.Я. Сакова. 2-е изд., испр. и доп. Красноярск, 2008; Стародуб: Астафьевский ежегодник: материалы и исследования. Вып. 1 / Гл. ред. и сост. Г.М. Шленская. Красноярск, 2009; Дар слова: Виктор Петрович Астафьев: (К 85-летию со дня рождения): Биобиблиографический указатель: статьи / Гос. универс. науч. б-ка Краснояр. края; КГПУ им. В.П. Астафьева. Иркутск, 2009; Юбилейные Астафьевские чтения «Писатель и его эпоха». 28–30 апр. 2009 г. / Отв. ред. А.М. Ковалева. Красноярск, 2009; Творчество В.П. Астафьева в контексте мировой культуры: Всерос. конференция с междунар. участием. Красноярск, 26–27 апреля 2012 года / Отв. ред. А.М. Ковалева. Красноярск, 2012.

См.: Три века русской литературы: Актуальные аспекты изучения. Вып. 16. Мир и слово В. Распутина. М.; Иркутск, 2007; Время и творчество Валентина Распутина: Междунар. науч. конф., посвящ. 75-летию со дня рождения Валентина Григорьевича Распутина: материалы / Отв. ред. И.И. Плеханова. Иркутск, 2012.

Необходимость такого подхода была заявлена в: Уварова И.П., Рогов К. Семидесятые // Семидесятые как предмет истории русской культуры / Сост. К.Ю. Рогов. М., 1998. Вып. 1 [9]. С. 30.

Бодрова Л.Т. Малая проза В.М. Шукшина в контексте современности. Челябинск, 2011. С. 12.

Большакова А.Ю. Нация и менталитет. С. 3.

Там же. С. 5.

См.: Голубков М. История русской литературной критики ХХ века (1920 – 1990-е годы). М., 2008. С. 285–286.

Павлов Ю. Михаил Голубков: удачная неудача. URL: http://glfr.ru/biblioteka/jurij-pavlov/mihail-golubkov-udachnaja-neudacha.html.

Так, например, включение В. Шукшина в пределы «деревенской прозы», по мнению отдельных исследователей, есть не более чем дань сложившейся в советское время традиции. В любом случае именно Шукшин упоминается как доказательство успешного освоения эксцентрично-игровых форм письма и «литературности» (в поздний период), подрывающей канон традиционного реализма. См.: Эшелман Р. Эпистемология застоя: О постмодернистской прозе В. Шукшина // Russian Literature. Amsterdam. 1994. Vol. XXXV. P. 203–226 (а также: Eshelman R. Early Soviet Postmodernism. N.Y., Berlin, Bern: Peter Lang, 1999); Калашникова Т.А. В.М. Шукшин – писатель эпохи постмодернизма // Провинциальная экзистенция. С. 150–152; Кулумбетова А.Е., Джунисова А.А. Система жанра, жанровой формы и метода в «Версии» В.М.Шукшина// Русская и сопоставительная филология: состояние и перспективы. Казань, 2004.C.315–316; Кукуева Г.В., Марьина О.В. Композиционно-речевая структура текстов малой прозы В.М. Шукшина в аспекте тенденций постмодернизма // Вестник Новосибирского гос. ун-та. Серия: История, филология. 2008. Т. 7. № 2. С. 32–36. См. также: Шукшин и русская деревенская проза (А.Ю. Большакова) // Творчество В.М. Шукшина: энциклопедический словарь-справочник. Т. 2. Барнаул, 2006. С. 219–221.

Главным возражением против подобного принципа отбора может служить неограниченность перечня потенциальных персонажей работы, ибо список тех, кого в «долгие 1970-е» относили к «деревенской» школе, насчитывает десятки имен. Б. Можаев в 1979 году включал в нее В. Белова, Ф. Абрамова, В. Шукшина, В. Распутина, В. Астафьева, С. Залыгина, В. Солоухина, Евгения Носова, Гавриила Троепольского, Александра Яшина, Валентина Овечкина, Владимира Тендрякова, Ивана Акулова, Сергея Антонова, Александра Борщаговского, Юрия Галкина, Ефима Дороша, Юрия Казакова, Виктора Лихоносова, Егора Мальцева, Георгия Радова, Василия Рослякова, Юрия Черниченко, Петра Краснова, Владимира Крупина, В. Личутина (cм.: Можаев Б. Где дышит дух? // Можаев Б. Надо ли вспоминать старое? М., 1998. С. 429). В критике и литературоведении постоянно дебатировался вопрос о том, достаточно ли тематической близости для культурной идентификации направления или должна быть выработана другая рамка его понимания (cм.: Вильчек Л.Ш. Большаки и проселки «деревенской прозы». М., 1985.С. 4–5). В этом смысле у меня нет намерения назвать как можно больше имен и дать исчерпывающие «численные» характеристики. Речь о другом – об отсутствии в «деревенской прозе» монолитности, достаточно широком спектре идеологических позиций внутри нее, различных (в том числе внетекстовых) типах обеспечения групповой общности и, как следствие, о множественности и гибкости критериев включения в «школу».

Абрамов Ф.А. Письмо Г.А. Кулижникову (9.11.1976). Т. 6. С. 290.

Ср.: «…мне хочется высказать мою точку зрения на деление литературы на “рабочую” и “деревенскую”. По-моему, есть это не что иное, как примитивность мысли нашей современной, критической. <…> Подобное толкование литературы, низведение ее до цехового деления выгодно посредственностям, которые создают произведения по схемам и выверенным рецептам, не понимая, что сознанием писателя движет интуиция и он сам себе не может объяснить, как и отчего получилась у него та или иная ситуация в книге, тот или иной герой» (Астафьев В.П. Пересекая рубеж // Астафьев В.П. Собр. соч.: В 15 т. Красноярск, 1997. С. 212. Далее ссылка на это издание дается с указанием номера тома и страниц). См. также: Белов В. Деревенская тема общенациональна (Круглый стол о состоянии деревенской прозы) // Дружба народов. 1970. № 9. С. 254.

Одно время Шукшин, действительно, возражал против «уродливого» термина: «Предполагается, что вышеупомянутый “деревенщик” разбирается досконально только в вопросах сельской жизни, о чем исключительно и пишет. Сразу же хочу сказать, что ни в коем случае не желал бы быть причисленным к лику таких “узких специалистов”» (Шукшин В.М. Красота доброты // Шукшин В.М. Собр. соч.: В 8 т. Т. 8. С. 120. Далее ссылка на это издание дается с указанием тома и страниц). См. еще о восприятии писателем термина «деревенщик»: Шукшин В.М. «Я родом из деревни…». Т. 8. С. 171.

Заболоцкий А. Шукшин в кадре и за кадром // Белов В. Тяжесть креста; Заболоцкий А. Шукшин в кадре и за кадром М., 2002. С. 147.

Дедков И. Возвращение к себе // Наш современник. 1975. № 7. С. 179. Ср. с высказыванием «деревенщика» Б. Можаева: «Да, эта проза, как, впрочем, и проза “городская”, родственная ей (Ю. Домбровский, Ф. Искандер, В. Семин, Ю. Трифонов), <…> проявляла всегда повышенный интерес к рядовому гражданину, “маленькому” человеку…» (Можаев Б. Где дышит дух? С. 430).

См.: Яковлев А. Указ. соч. С. 5. В статье Яковлев осуждал тех, кто отдает предпочтение интеллектуалам, и тех, кто превозносит крестьянство, то есть дискурсивно закреплял социальный баланс, который был для партии идеалом.

См.: Померанц Г. Человек ниоткуда // Померанц Г. Выход из транса. М., 1995. С. 106–107.

См.: Оклянский Ю. Шумное захолустье: В 2 кн. М., 1997. Кн. 2. С. 41–42; Огрызко В.В. Победители и побежденные: судьбы и книги. М., 2010. Вып. 1. С. 8–9.

О редакционной политике журнала «Наш современник», последовательно создававшего «руралистскую» версию националистического мифа, см. в работе: Cosgrove S. Nash Sovremennik 1981–1991: A Case Study in the Politics of Soviet Literature with Special Reference to Russian Nationalism: PhD thesis. School of Slavonic and East Europian Studies. University of London, 1998.

Ципко А. Реставрация или полная и окончательная советизация? // Российская империя, СССР, Российская Федерация: история одной страны? Прерывность и непрерывность в отечественной истории ХХ века. М., 1993. С. 103.

См. обзор концепций советской модернизации в работах западных и российских историков в связи с разговором о природе российского постмодернизма и обоснование термина «архаизирующая модернизация»: Липовецкий М. Паралогии: Трансформации (пост)модернистского дискурса в русской культуре 1920 – 2000-х годов. М., 2008. С. IX–XV.

Грациози А. Великая крестьянская война в СССР. Большевики и крестьяне. 1917–1933 / Пер. с англ. Л. Пантиной. М., 2001. С. 71.

Там же. С. 72.

Люкшин Д.И. Вторая русская смута: крестьянское измерение. М., 2006. С. 132.

Липовецкий М. Паралогии. XVII.

См. о символе «контрреволюции низов» в воспоминаниях В. Белова: «Даже мой покойный тесть Сергей Дмитриевич Забродин, пусть и гордился моими литературными делами, называл меня контрой, хоть я и служил секретарем РК ВЛКСМ. <…> Другое словцо в наших с ним спорах тесть употреблял еще чаще: “Вандея”. А я даже не знал, что значит этот позорный для коммуниста термин!» (Белов В. Тяжесть креста. С. 29).

См. статьи, где С. Залыгин и Ф. Абрамов обвинялись в стремлении «переписать» историю коллективизации: Строков П. Земля и люди // Огонек. 1968. № 22. С. 25–29; Он же. На полевом стане литературы // Дон. 1970. № 7, 8.

Ср.: «Я с ними (“деревенщиками”. – А.Р.) вырос, со многими из них дружил. С такими, как Василий Белов. Они хорошие люди, талантливые люди. Но это кулаки от литературы. При всех своих “деревенских горестях”, они все уже в орденах, в государственных премиях» (В. Максимов – Д. Глэд // Глэд Д. Указ. соч. С. 262).

См., например, характерные рассуждения о «тихой революции» и приглушенном споре «деревенщиков» с советским «титанизмом»: Dunlop J.B. The Faces of Contemporary Russian Nationalism. P. 111.

Солженицын А. Слово при вручении премии Солженицына Валентину Распутину 4 мая 2000 года // Новый мир. 2000. № 5. С. 186. В работах, развивающих «неопочвенническую» логику противостояния «созидательного» национально-консервативного движения и «разрушительного» диссидентства, размежевание групп нередко выдержано в той же логике – наличие / отсутствие явного протеста. Ср.: «Носило ли возвращение к истокам характер протеста? “Деревенская проза” по времени своего появления в советской литературе совпала с расцветом диссидентского движения, постепенно угасавшего к 70-м годам ХХ века. Но как заявил потом один из видных диссидентов: “Мы метили в коммунизм, а попали в Россию”. Ни В. Астафьев, ни В. Белов, ни В. Распутин, ни В. Шукшин, ни все другие “деревенщики” именно по этой причине и не могли примкнуть к диссидентам. Их возвращение к истокам было открытием живших в народе высоких духовных сил» (Стрелкова И.И. В.П. Астафьев, В.И. Белов, В.Г. Распутин, В.М. Шукшин в жизни и творчестве. М., 2010. С. 7–8).

См.: Солженицын А. Слово при вручении… С. 186.

Бородин Л. Без выбора // Бородин Л. Собр. соч.: В 7 т. М., 2013. С. 349–350.

См.: Астафьев В.П. Нет мне ответа…: Эпистолярный дневник 1952–2001. Иркутск, 2009. С. 114.

См.: Астафьев В.П. Указ. соч. С. 114.

По словам Астафьева, письмо было отправлено, но потеряно либо положено «под сукно», то есть сознательно замолчано руководством СП («…были конторы, которые, заботясь о нашей нравственности, упрятывали и бумаги, и нравственность, и авторов вместе с тем в долгий ящик» – Астафьев В.П. Нет мне ответа… С. 161). В любом случае, это письмо включено в цитируемый сборник, вышедший после смерти прозаика, и даже снабжено авторской ремаркой (видимо, Астафьев готов был предать его гласности). Письмо еще раз подчеркивало ценимые писателем нонконформизм и прямоту, которые удивительным образом переворачивали символику всем известных ограничений и даже конформистские жесты трансформировали в свою противоположность. Например, Астафьев не раз заявлял, что не читает сам- или тамиздатовскую литературу, но не из-за осторожности и боязни доноса, а потому что считает ниже своего достоинства читать что-либо тайком: «…не люблю я читать и думать под одеялом – унизительно это для бывшего солдата и русского литератора…» (Там же. С. 161).

Астафьев В.П. Нет мне ответа… С. 160.

О симптоматичной интенсификации юридически-правовой терминологии и теме государственного насилия в письмах читателей конца 1960-х в связи с процессом над Андреем Синявским и Юлием Даниэлем см.: Козлов Д. Наследие оттепели: к вопросу об отношениях советской литературы и общества второй половины 1960-х годов // Новое литературное обозрение. 2014. № 125. С. 185.

Астафьев В.П. Нет мне ответа… С. 161.

Астафьев В.П. Пусть у каждого голова болит о своем («Российская газета». Беседа с Борисом Никитиным). Т. 12. С. 581.

В эссе «Моя демократия» (1996) Залыгин настойчиво обращает читательское внимание на аполитичность своей позиции, но создает несколько контекстов для ее понимания. Первый, самый очевидный – аполитичность есть логическое продолжение изначальной, шедшей из семьи и укрепившейся в годы учебы дистанцированности от политической жизни («Мы не читали газет, разве что изредка, и тоже изредка ходили на танцы… но самозабвенно были заняты учебой» – Залыгин С. Моя демократия // Новый мир. 1996. № 12. С. 137). Каким-то образом исключенность из «политического» компенсировалась нацеленностью на самореализацию в профессиональной сфере, но в ретроспективе автору это кажется бессознательным самоограничением, чем-то вроде психологической защиты: «А в результате этого везения, этих исключительных в ту пору обстоятельств вышел из меня типичный… совок. И думал я очень просто: если все будут хорошо работать – все и для всех будет хорошо. Вот и вся логика. И – политика.

Видел я своими глазами коллективизацию и раскулачивание, видел так называемый “лесоповал”, со стороны видел репрессии 1937-го и других годов, было у меня вполне демократическое детство, но, оказывается, все это прошло мимо меня, не повернуло, не перевернуло моей души, душевного моего состояния» (Там же. С. 143). Однако в контексте апологии «демократии» в процитированном эссе и апологии «природности» в «Экологическом романе» (1993) умение существовать в предлагаемых обстоятельствах соотносится не с конформизмом, а с неким «даром» жизни, «естественностью», мотивирующей личность к творческой работе в любых условиях.

Процессы создания массовых представлений о «национальном культурном наследии», вмещающем в себя, среди прочего, артефакты русской религиозной культуры, рассмотрены в содержательной статье: Кормина Ж., Штырков С. «Это наше исконно русское, и никуда нам от этого не деться»: предыстория постсоветской десекуляризации // Изобретение религии: Десекуляризация в постсоветском контексте. СПб., 2015. С. 7–45.

См.: Л. Аннинский – В. Кожинов. Мода на простонародность// Вадим Кожинов в интервью, беседах, диалогах и воспоминаниях современников. М., 2004. С. 146.

Ср. с автоироничной по подтексту и воспроизводившей типичные упреки в адрес «деревенщиков» сценой в повести В. Шукшина «Энергичные люди» (1973): «– Деревню он любит!.. – тоже очень обозлился брюхатый. – Чего ж ты не едешь в свою деревню? В свою избу?..

– У меня ее нету.

– А-а… трепачи. Писатель есть один – все в деревню зовет! А сам в четырехкомнатной квартире живет, паршивец! Я… – брюхатый ударил себя в пухлую грудь. – Я в коммунальной тогда жил, а он – в такой же – один…

– Как один? – не понял чернявый.

– Ну, с семьей!.. Но я – в коммунальной и никуда не призывал…

– Ему за это деньги хорошие платят, что призывает, – вставил курносый.

– Я его один раз в лифте прижал: чего ж ты, говорю, в деревню-то не едешь? А? Давай – покажи пример!» (Шукшин В.М. Энергичные люди. Т. 7. С. 156).

Древнерусская культура и современность (Беседа с лауреатом Государственной премии, член-корреспондентом АН СССР Д.С. Лихачевым) // Вопросы философии. 1969. № 11. С. 132.

Аверьянов В.В. Традиция и традиционализм в научной и общественной мысли России (60 – 90-е годы ХХ века) // Общественные науки и современность. 2000. № 1. С. 68. Интенсивные попытки идеологов «нормализовать» советский строй, укрепив его конструкцией «преемственности» по отношению к мировым прогрессивным традициям, казалось, завершились неудачей. В начале 1990-х годов в массовом интеллигентском сознании советский период, считает Д. Хапаева, представал выпадением из каких бы то ни было традиций: «Семантическая пустота – отрицание значимости советского периода для современности и будущего России – трансформируется в дискурсе моих собеседников в отрицание советского периода как временной протяженности. <…> Противопоставление традиций советскому периоду означает, что этот последний воспринимается как разрыв во времени…» (Хапаева Д. Время космополитизма: Очерки интеллектуальной истории. СПб., 2002. С. 131–132). Но характерные для следующего десятилетия охлаждение к западным либеральным моделям развития, призывы учитывать национально-историческую уникальность России, курс на сохранение традиционных ценностей совпали с новыми попытками конструировать традиции «советского». Собственно, «возвращение к национальному» в конце 1990-х, о котором пишет Хапаева, было в очередной раз расценено общественным мнением как ответ на бездумное увлечение западным либерализмом и тут же приобрело «онтологический статус»: «…западный опыт оказался неподходящим для России, доказательством чему и служит кризис западничества» (см.: Там же. С. 33–34). Новый консервативный курс и сейчас вдохновляется хорошо знакомыми по «неопочвеннической» публицистике «долгих 1970-х» идеями «нормализации» исторического движения, открытия неизбывной и спасительной консервативности «русской цивилизации». Неудивительно, что относительно недавние антилиберальные выпады стилистически перекликаются с позднесоветскими образцами (достаточно сопоставить статью М. Лобанова «Просвещенное мещанство» (1968) и статью Захара Прилепина «Почему я не либерал» (2013). URL: http://www.zaharprilepin.ru/ru/columnistika/12/pochemu-ja-ne-liberal.html).

Аверьянов В.В. Указ. соч. С. 68. См., например, работы о проблемах преемственности и новой обрядности: Кампарс П.П., Закович Н.М. Советская гражданская обрядность. М., 1967; Харапинский Я.Л. Нравственность и традиции. М., 1971; Каирян В.М. Преемственность в развитии культуры в условиях социализма. М., 1971; Гринин В.В., Ладыгина А.Б. Искусство: диалектика преемственности. Минск, 1978; Традиции. Обряды. Современность. Киев, 1983.

Аверьянов В.В. Указ. соч. С. 68.

См. работы о социокультурных механизмах традиции, созданные в конце 1970-х – первой половине 1980-х годов: Традиция в истории культуры. М., 1978; Проблемы наследия в теории искусства. М., 1984; Традиции в познании и культуре. М., 1986; Традиции и инновации в духовной жизни общества. М., 1986; Маркарян Э.С. Теория культуры и современная наука: Логико-методологический анализ. М., 1983; Суханов И.В. Обычаи, традиции и преемственность поколений. М., 1976; Плахов В.Д. Традиции и общество: Опыт философско-социологического исследования. М., 1982; Чистов К.В. Народные традиции и фольклор: Очерки теории. Л., 1986.

Аверьянов В.В. Указ. соч. С. 68.

Богданов К.А.Vox populi: Фольклорные жанры советской культуры. М., 2009. С. 250.

Маркарян Э.С. Узловые проблемы теории культурной традиции // Советская этнография. 1981. № 2. С. 64–98.

См. об этом: Магун А. Перестройка как консервативная революция? // Неприкосновенный запас. 2010. № 6 (74). Автор статьи в своих рассуждениях об идеологической «амбивалентности» интереса к прошлому в позднесоветский период ссылается на работу Б. Останина и А. Кобака, о которой речь пойдет ниже.

См.: Останин Б., Кобак А. Молния и радуга: Литературно-критические статьи 1980-х годов. СПб., 2003. С. 17, 23–25.

«Компромисс» понимался Останиным и Кобаком прагматически, но не моралистически. Трезво-уравновешенную риторику и стратегии, избегающие откровенной конфронтации, авторы также атрибутировали культуре консервативных 1980-х: «…наступило время компромисса, то есть такого сотрудничества “минорных групп” с государством, которое позволяет им сохранить свое лицо и автономию (литературный Клуб – 81, Рок-клуб, товарищество художников ТЭИИ, издание сборника “Круг”). Вместо беспощадной борьбы с истеблишментом люди радуги предполагают либо работать в системе, “улучшая ее изнутри”, либо создавать собственные автономные, но не агрессивные структуры, опирающиеся на принцип самодеятельности» (Останин Б., Кобак А. Указ. соч. С. 33).

См.: Горин Д. «Конец перспективы»: переживание времени в культуре 1970-х // Неприкосновенный запас. 2007. № 2 (52). С. 111–112.

Вальдштейн М. О «либеральном мейнстриме» и культурном консерватизме // Ab Imperio. 2013. № 1. С. 144.

Там же. С. 149.

Кожинов В.В. О литературных традициях // Кожинов В.В. Размышления о русской литературе. М., 1991. С. 267–268.

См.: Там же. С. 269.

Солоухин В.А. Ответы на вопросы, предложенные журналом «Вопросы литературы» // Солоухин В.А. Слово живое и мертвое. М., 1976. С. 223.

Залыгин С.П. Писатель и традиция // Залыгин С.П. Собр. соч.: В 6 т. М., 1991. Т. 6. С. 379.

Белая Г. «Стиль памяти». Проблема традиции в наших спорах // Новый мир. 1983. № 9. С. 228.

Глушкова Т. Традиция – совесть поэзии // Литературное обозрение. 1978. № 1. С. 30.

Белая Г. «Стиль памяти». С. 227.

Теоретико-методологической основой для истолкования функций традиции в модернизируемом мире послужили работы: Shils E. Tradition. Chicago, 1981; Еisenstadt S.N. Tradition, Change and Modernity. N.Y., 1973; The Invention of Tradition. Cambridge, 1983; Bausinger H. Tradition und Modernisierung // Tradition and Modernisation. Turku, 1992; Шацкий Е. Утопия и традиция. М., 1990.

Надо оговориться, что критиковалось не столько конкретное историческое событие – Октябрьская революция 1917 года, сколько сам принцип радикального и насильственного социально-политического изменения. Это позволяло части национал-консерваторов преклоняться перед величием государства, чья мощь была подорвана революцией, но впоследствии восстановлена, считать себя советскими патриотами и при этом увлекаться «белой» идеей и исповедовать националистические взгляды. «Мы всегда тогда отстаивали идею, что нет раскола русской истории по “классовому” принципу, да, классы существовали и существуют, но есть и единая вечная Россия с ее тысячелетней культурой…» (Семанов С.Н. Вадим Кожинов и его товарищи в русской антимасонской ложе // Вадим Кожинов в интервью… С. 401). Впрочем, большинство «деревенщиков» были ориентированы «антисоветски», поскольку отправной точкой в оценке советского режима для них оставалась репрессивная государственная политика в отношении крестьянства.

Самойлов Д. Перебирая наши даты. М., 2000. С. 474.

«Продолжение времени (Письма из разных мест)» назывался цикл очерков В. Солоухина (1982), объединенных популярной у «неопочвенников» темой сохранения культурной и исторической памяти.

Семанов С. Сила и верность // Семанов С. Сердце родины: Литературно-критические статьи и очерки. М., 1977. С. 34.

Семанов С. Духовная зрелость поколений // Там же. С. 94.

См.: Добренко Е., Калинин И. Литературная критика и идеологическое размежевание эпохи оттепели: 1953–1970 // История русской литературной критики. С. 469–470.

См.: Чалмаев В. Неизбежность // Молодая гвардия. 1968. № 9. С. 259–289. См. полемику о статье: Строков П. О народе-«Саврасушке», о «загадках» русского характера и исканиях «при свете совести» // Октябрь. 1968. № 12. С. 190–199; Чапчахов Ф. Защита «истоков» или проповедь надклассовости? // Литературная газета. 1968. 27 ноября. С. 4; Дементьев А.Г. О традициях и народности // Новый мир. 1969. № 4. С. 215–235; См. также: Солженицын А.И. Бодался теленок с дубом: Очерки литературной жизни. М., 1996. С. 234–241.

Эта статья, полагал С. Семанов, стала прорывной для национальных сил, что примечательно отразилось в возвращении семантики «священного» в разговоры о национальных ценностях: «И вот почти через полвека после русофобского переворота слово “святыня” обрело, наконец, свое первоначальное значение, и не в тихой храмовой молитве, а в многотиражном общественно-политическом издании. Это было не только нечто новое, но и поистине революционное (или контрреволюционное?..)» (Семанов С.Н. Откуда есть пошла русская партия. С. 8).

Коненков С.Т., Корин П.Д., Леонов Л.М. Берегите святыню нашу! // За алтари и очаги. М., 1989. С. 12.

Там же. С. 13.

Л. Аннинский – В. Кожинов. Мода на простонародность. С. 158.

Древнерусская культура и современность. С. 132–133.

Астафьев В.П. Зрячий посох. Т. 8. С. 132.

Белов В. По 206-ой // Белов В. Собр. соч.: В 5 т. М., 1991. Т. 2. С. 530.

Там же. С. 553.

Там же.

Там же. С. 553–554.

Тургенев И.С. Новь // Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. М., 1981. Т. 9. С. 320.

Там же. С. 321.

Там же.

Ж. Старобинский, описавший полисемизацию понятий «действие» и «реакция», отметил, что первоначально в политическом дискурсе времен Великой Французской революции слово «реакционный» было нейтральным, обозначавшим действие политических сил, которые до этого подверглись притеснению, однако по мере поляризации политического пространства оно стало дублировать термин «контрреволюция» (см.: Старобинский Ж. Действие и реакция. Жизнь и приключения одной пары. СПб., 2008. С. 325). Если понимать «реакционное» как «контрреволюционное», то Тургенев и Белов, действительно, являются выразителями близких интенций (ср. также со статьей С. Булгакова «Героизм и подвижничество» в сборнике «Вехи» (1909). Статью Булгакова можно прочитать как философский комментарий к идеологическим коллизиям тургеневского романа, а сами «Вехи» – как «акт коллективного и надпартийного неприятия бунтующе-нигилистического этоса» (Смирнов И.П. Кризис современности. М., 2010. С. 84).

См.: Шацкий Е. Указ. соч. С. 380–381.

См. работу американской исследовательницы о движении за сохранение русского музыкального фольклора в 1970 – 1990-е годы и его роли в формировании коллективной поздне- и постсоветской идентичности: Olson L. Performing Russia: Folk Revival and Russian Identity. N.Y. and L., 2004.

Сюни Р.Г. Конструируя примордиализм: старые истории для новых наций // Антропология социальных перемен. М., 2011. С. 55.

В работе на основании анализа контекстов употребления термина «идентичность», проделанного. Р. Брубейкером и Ф. Купером, дифференцируются понятия «идентичность» и «идентификация» («самопонимание») (см.: Брубейкер Р., Купер Ф. За пределами «идентичности» // Мифы и заблуждения в изучении империи и национализма. М., 2010. С. 131–192). Когда заходит речь о свойственном позднесоветским национально-консервативным интеллектуалам понимании «русскости» и «традиционализма», используется термин «идентичность», причем в его «сильном», эссенциалистском значении, то есть – как «категория практики», подразумевающая, что «идентичность» «либо есть у всех, либо должна быть, либо каждый должен стремиться ее приобрести», что ее «необходимо обнаружить», но по поводу ее «люди могут заблуждаться», что существуют «четко очерченные, сплоченные и однородные группы», недвусмысленно отграниченные от других групп (Там же. С. 144). Однако, рассматривая возникновение и функционирование позднесоветской национально-консервативной «идентичности», я буду оперировать терминами «идентификационные процессы», «самопонимание», «самопредставление».

Штомпка П. Социальное изменение как травма // Социальные исследования. 2001. № 1. С. 11. С начала 1990-х годов исследование коллективных травм (в подавляющем большинстве случаев – Холокоста, но и проблематики, связанной с участием в военных действиях в Афганистане, Ираке, Югославии, крахом коммунизма в странах Восточной Европы) и вариантов их «проработки» стало заметным направлением в историографии и социологии. Теоретические рамки обсуждения коллективной травмы сформированы в работах: Testimony: Crises of Witnessing in Literature, Psychoanalysis, and History / Ed. Sh. Felman and D. Laub. N.Y., 1992; Caruth C. Unclaimed Experience: Trauma, Narrative and History. Baltimore, 1996; LaCapra D. History in Transit: Experience, Identity, Critical Theory. Ithaca, N.Y., 2004. Cultural Trauma and Collective Identity. Berkeley, 2004; Alexander J.C. Trauma: A Social Theory. Cambridge, 2012. См. также: Травма: пункты / Сост. С. Ушакин, Е. Трубина. М., 2009; Новое литературное обозрение. № 116, 125 (тематические блоки статей, посвященных травме и ее репрезентациям в культуре).

Штомпка П. Указ. соч. С. 7.

Alexander J.C. Toward the Theory of Cultural Trauma // Cultural Trauma and Collective Identity. P. 9 – 10.

Smelser N. Psychological Trauma and Cultural Trauma // Cultural Trauma and Collective Identity. Р. 35.

Ibidem. P. 34.

Alexander J.C. Op. cit. P. 11.

См.: Ibidem. Р. 6.

Штомпка П. Указ. соч. С. 13.

«Где, когда наше крестьянство сопротивлялось социал[истическому] эксперименту?» – спрашивал в 1966 году Абрамов, явно рассчитывая, что вопрос является риторическим (Абрамов Ф.А. Письмо В.Я. Лакшину. Т. 6. С. 434).

Астафьев В.П. Нет мне ответа… С. 402.

Белов В.И. Невозвратные годы. СПб., 2005. С. 57.

Ср. с репликой Ф. Абрамова по поводу «Привычного дела»: «Вещь-то ведь уж больно страшная. Какой ты, сукин сын, показываешь деревню? Это на пятидесятом-то году советской власти?» (Абрамов Ф.А. Письмо В.И. Белову (11.02.1966). Т. 6. С. 374).

Ср.: «На глазах писателей – вчерашних крестьян, переживших не один голод, ужасы коллективизации, войну, послевоенный град постановлений – происходило такое разорение и нищание деревни, по сравнению с которым нашествие Батыя было детской игрой» (Щеглова Е. Так о чем же нам рассказывала «деревенская проза»? // Нева. 1991. № 10. С. 173). Критик отметила в «деревенской прозе» «сильнейший психологический надрыв, <…> неумолчную боль» (Там же), объяснив этим разворот писателей к «прочному, вековечному, надежному» прошлому (Там же). Индивидуальной травмой разлучения со «своим» сообществом и столкновением с чужим враждебным миром пытался объяснить особенности прозы В. Распутина П. Басинский. Он напоминал о коллизиях рассказа «Уроки французского», где главный герой попадал в районный центр: «Главный психологический мотив: никому нельзя верить! Надо прятать одежду, деньги, еду, мысли, душу… Иначе обворуют, ограбят да еще посмеются над деревенским простаком…» (Басинский П. Memento mori. Валентин Распутин, большой и маленький // Литературная газета. 1992. 28 октября. С. 4).

Чалмаев В. Уроки «деревенской прозы» // История советской литературы: Новый взгляд. М., 1990. Ч. 2. С. 4.

Там же. С. 5–6.

Там же. С. 17.

Проханов А. Хождение огонь: Путешествие по собственной жизни. М., 2011. С. 30.

Там же.

Там же.

Применительно к В. Астафьеву обсуждение проблематики травмы, на мой взгляд, вообще не требует дополнительных обоснований, поскольку в этом случае писательская рефлексия коллективной травмы (распад традиции и т. п.) шла параллельно с работой над травмирующими событиями собственной биографии (смерть матери, отсутствие отца, беспризорная жизнь в Игарке, голод, одиночество, участие в войне, перенапряжение послевоенной жизни и т. п.). См. об этом: Разувалова А.И. Роман В.П. Астафьева «Прокляты и убиты» как текст-травма // Вестник Красноярского гос. пед. ун-та им. В.П. Астафьева. 2013. № 4. С. 195–199.

Стоит уточнить, что опыт проживания насилия в какой-то мере определял суждения читателей и о текущей литературной продукции, и о фактах литературной жизни. Д. Козлов, проанализировав читательские письма о процессе над Синявским и Даниэлем и кампании против «Нового мира» в конце 1960-х годов, утверждает: «Главной темой практически всех текстов, о которых шла речь выше (читательские письма. – А.Р.), является беспрецедентная по масштабам трагедия ХХ века – государственное насилие и разрушенные им человеческие жизни. Подавленная во второй половине шестидесятых, тема эта стала основным подтекстом всей позднесоветской культуры» (Козлов Д. Указ. соч. С. 204).

Представления об «экзистенциальной тревоге», ее разновидностях, этиологии и некоторых социальных проявлениях сформулированы в работе: Tillich P. The Courage to Be. New Haven, 1952.

Ср.: «Жестокости сталинского режима – это жатва того, что было посеяно в революцию» (Абрамов Ф.А. Чистая книга: Незавершенный роман. СПб., 2008. С. 180).

Абрамов Ф.А. Письмо А.К. Двиновой (3.06.1980). Т. 6. С. 342.

В.П. Астафьев – Г. Сапронов. Моя странная земная деревушка // Диалоги о Сибири. Иркутск, 1988. С. 74. Картину распада деревенского мира писатель перенесет в главу «Вечерние раздумья», завершающую «Последний поклон» и превращающую книгу в эпитафию крестьянству. Вполне возможно, что мрачная историософия позднего Астафьева подпитывалась трагическими обстоятельствами биографии самого автора и его ближайших родственников, как следствие, «вырождение» крестьянского рода Астафьевых стало чем-то вроде «модельной ситуации» для осмысления судеб сословия в целом (см.: Астафьев В. Автобиография // Урал. 2004. № 5. URL: http://magazines.russ.ru/ural/2004/5/ast1.html; Астафьев В.П. Нет мне ответа… С. 147–149, 191).

Белов В. Тяжесть креста. С. 50.

См. об этом: Smelser N. Op. cit. P. 59.

Шукшин В.М. Рабочие записи. Т. 8. С. 340.

Этот термин используется в работе о философско-политических взглядах С.Т. Кольриджа: Gregory A. Coleridge and the Conservative Imagination. Macon, 2002.

Одной из последних работ, где рассматривается реакция на травму сталинизма в советских публичных дискуссиях и литературе 1960-х, стала книга: Jones P. Myth, Memory, Trauma. Rethinking the Stalinist Past in the Soviet Union, 1953–1970. New Haven and L., 2013. Джонс исходит из того, что события, инициированные «секретной речью» Хрущева на ХХ съезде в 1956 году и перезахоронением И. Сталина в 1961-м, следует воспринимать в контексте процессов конфронтации с собственным прошлым (например, в послевоенной Германии или Франции), учитывая вместе с тем специфику общественной дискуссии в СССР. Исследовательница рассматривает хрущевское правление как период конкуренции выдвинутых отдельными лицами и группами нарративов о травме сталинизма и постепенный сдвиг, уже в раннюю брежневскую эру, к торжественной версии прошлого. Еще при Хрущеве «нормализация» недавнего прошлого, пишет Джонс, считалась «менее опасной, вредной и ревизионистской, чем глубокие ретроспекции и покаяние. Кроме того, этот фрейм публичной памяти, по преимуществу торжествующий и оптимистичный, также пользовался значительной поддержкой советских писателей и читателей…» (Jones P. Op. cit. P. 15), «поэтому, несмотря на период поощрения руководством партии ретроспекции, покаяния и раскаяния, десталинизация характеризовалась прежде всего настороженностью ретроспекции и желанием ограничить “мрак” и “ужас” новых нарративов о сталинизме. Точно так же, несмотря на призывы партии разоблачать сталинистскую психологию и наследников Сталина (как в стихотворении Евтушенко), эпоха Хрущева все чаще перемежалась критикой и наказанием писателей, которые продвигали десталинизацию слишком далеко» (Ibidem). «Деревенские» авторы, своим появлением во многом обязанные «оттепельным» послаблениям, исторический нарратив о гибели крестьянского мира тоже формировали и транслировали в обстановке, когда излишнее внимание к «ранам» прошлого не поощрялось. Тем интереснее, что с «благостным» видением прошлого некоторые из них полемизировали, имея в виду не только официальный исторический нарратив, но и собственную верность «исцеляющей» памяти. Наиболее впечатляющий пример – В. Астафьев и его masterpiece «Последний поклон». Если проследить за изменениями замысла, положенного в основу книги (первое издание вышло в Перми в 1968 году, в него вошли рассказы, публиковавшиеся в периодике с начала 1960-х), станет очевидно, что он меняется постольку, поскольку меняется представление автора о «памяти», призванной сохранять не только самое светлое из пережитого и этим смягчать «нестроения» настоящего, но запечатлевать болезненное и неизбывно трагическое. Поэтому писатель, движимый представлением о «правде» как о нецензурированном эмоциональном опыте, последовательно уходил от «умиления» и «благодушия», доминировавших в первой редакции книги (см.: Астафьев В.П. Последний поклон. Т. 5. С. 379–380), к «горечи», а то и «отчаянию» в редакции 1978 года и канонической версии в пятнадцатитомнике 1997–1998. В этом отношении тематически новый материал, введенный в «Последний поклон», заметно расширял спектр эмоций, культурно апробированных позднесоветской прозой.

Славянофильская версия национальной истории в известной степени конституировалась «травматизацией» прозападных реформ Петра I, нанесших, как полагали «самобытники», удар по культурной идентичности русских. Подобный взгляд, если судить по публицистике, в кругу «деревенщиков» особенно близок Распутину. Этот автор также трактовал некоторые исторические сюжеты, опираясь на семантику травматического, но с акцентированием телесного аспекта. Например, возникновение русской интеллигенции Распутин, вслед за Георгием Федотовым и Николаем Бердяевым, связывал с появлением «трещины (метафоры раскола, разлома и т. п. часто становятся обозначением травматического события. – А.Р.), которой раскололась страна, когда он (Петр I. – А.Р.) с могучей энергией взялся передвигать ее в Европу» (Распутин В. Интеллигенция и патриотизм // Москва. 1991. № 2. С. 8). «Неукорененная» часть интеллигенции, по мысли писателя, отличалась и отличается «национальным мазохизмом» (Там же); «врачующей» и «восстанавливающей» деятельности патриотической интеллигенции оказалось явно недостаточно, чтобы страна справилась не с «изнурением, а с [чем-то] вроде разрыва, раны…» (Там же. С. 16) и т. п.

Ушакин С. «Нам этой болью дышать?»: О травме, памяти и сообществах // Травма: пункты. М., 2009. С. 14.

Например, в романе «Прокляты и убиты» переполненные физиологическими деталями картины страдания человеческого тела, в которых сконцентрирован травматический опыт автора, перемежаются с эпизодами, чья поэтика восходит к эпическим романным формам, сложившимся прежде всего под влиянием «Войны и мира». Астафьев под воздействием толстовского дискурса о войне пытался рационализировать коллективную и личную травмы, придать смысл зрелищу насилия и гибели.

О дискурсе «внутренней (пост-)колонизации» в литературе советского периода см.: Липовецкий М. Советские и постсоветские трансформации сюжета внутренней колонизации // Там, внутри. Практики внутренней колонизации России. М., 2012. С. 809–845; Кукулин И. «Внутренняя постколонизация»: формирование постколониального сознания в русской литературе 1970-х – 2000-х годов // Там же. С. 846–909.

Один из персонажей «Прощания с Матерой» В. Распутина адресовал главной героине Дарье претензию, которую часть официозной и либеральной критики обращала к самим «деревенщикам»: «Думают памятью, памяти в вас много накопилось» (Распутин В.Г. Прощание с Матерой // Распутин В.Г. Собр. соч.: В 3 т. М., 1994. Т. 2. С. 25). Но у «деревенщиков» «накопление» памяти – еще и терапевтический акт, превращающий «память» не только в центр мировой истории, но и в ядро индивидуальной экзистенции. Часто цитируемая фраза В. Астафьева «И открой в себе память! Навстречу тому открой, что хочется тебе вспомнить, и забудь то, что хотелось бы забыть» (Астафьев В.П. Из тихого света. Т. 13. С. 713), восходящая, разумеется, к речи Алеши Карамазова у камня, характерна для восприятия «памяти» как своего рода эмоциональной терапии, хотя структура этого произведения, состоящего из фрагментов-видений, примечательно акцентирует эмоции «вины» и «муки», а не утешения.

Примерно в этом ключе выдержано одно из последних публичных высказываний В. Шукшина, которое критика сочла его «завещанием»: «Русский народ за свою историю отобрал, сохранил, возвел в степень уважения такие человеческие качества, которые не подлежат пересмотру: честность, трудолюбие, совестливость, доброту. Мы из всех исторических катастроф вынесли и сохранили в чистоте великий русский язык, он передан нам нашими дедами и отцами.

Уверуй, что все было не зря: наши песни, наши сказки, наши неимоверной тяжести победы, наше страдание – не отдавай всего этого за понюх табаку» (Шукшин В.М. Рабочие записи. С. 323).

См., к примеру, такое высказывание писателя: «Я также против силовых методов воскрешения крестьянской культуры. К тому, что не умерло, нужно относиться бережно, но не фетишизировать его. В большей степени следует поддерживать и развивать новое» (Размышления у каравая // Зарницы. М., 1969. С. 38).

Ремизов М. Консерватизм и современность // Свободная мысль. 2012. № 9 – 10. С. 71.

Из известных мне работ за пределы изучения литературного аспекта традиционализма «деревенской прозы» выходит лишь статья Ирины Плехановой. Автор ставит целью «определить эвристические особенности традиционалистского миропонимания В.Г. Распутина» (Плеханова И.И. Творчество Валентина Распутина и философия традиционализма // Время и творчество Валентина Распутина. С. 60) и уточняет, что ее интересует «метафизическое содержание органических идей» (Там же. С. 67), поэтому в центре статьи оказывается соотнесение творчества писателя с европейскими концепциями, толковавшими феномен Традиции (Рене Генон) и традиционного знания (Мирча Элиаде). Исследовательница утверждает, что такой подход обнаруживает как типологическую общность анализируемых концепций, так и особенности онтологии и антропологии Распутина, но, по моему убеждению, он не затрагивает остро нуждающиеся в теоретически-методологическом проговаривании вопросы: какие конкретные историко-культурные причины заставляют сближать Распутина с Геноном и Элиаде (помимо того, что они воплощают предельно широкое, многообразно выраженное стремление реабилитировать традицию)? что все-таки является предметом сравнения и полем для установления близости? Позиция того же Генона в статье практически не историзована, никаких сведений о знакомстве Распутина с его трудами не приведено (скорее всего, такого знакомства и не было). По существу, автор занимается сопоставлением идей эзотерического традиционализма Генона, изъятого из историко-политического контекста, и «метафизики» распутинских произведений. Результат подобного прочтения, выдержанного в духе эссенциалистского подхода к Традиции, – констатация необязательной, во всяком случае мало что объясняющей в Распутине и Геноне, близости тезисов европейского мистика и русского прозаика.

Мангейм К. Консервативное мышление // Мангейм К. Диагноз нашего времени. М., 1994. С. 593.

Шацкий Е. Указ. соч. С. 353.

См. Об этом: Muller J. – W. Comprehending Сonservatism: A New Framework for Analysis // Journal of Political Ideologies (October 2006). 11 (3). P. 359.

Белов В. Все впереди // Белов В. Собр. соч. Т. 2. С. 292.

Наряду с определениями «консерватизм», «консервативный», «неопочвенники» использовали смежные термины «реставрация» и «реакция». Кожинов, например, вспоминал, как однажды Юрий Карякин попросил его одной фразой сформулировать свое кредо. Кожинов тогда ответил: «реставрация» (См.: Кожинов В. Литература и демопартократия (размышления после съездов писателей и народных депутатов РСФСР) // Кожинов В. Россия как цивилизация и культура. М., 2012. С. 783), в годы перестройки реставраторские намерения он приписывал уже всему национально-консервативному движению: «…определенная реставрация неизбежна, и русские писатели (и Белов, и Бородин, и Гусев, и Лобанов…) понимали это еще и в 1960-х годах, а не после 1985 года, когда соответствующие “указания” были спущены сверху» (Там же. С. 784).

См.: Залыгин С. «Экологический консерватизм»: шанс для выживания // Новый мир. 1994. № 11. С. 106–111.

См.: C. Залыгин – И. Золотусский. Природа единственна и… не революционна // Литературная газета. 1992. 28 октября. С. 5.

См.: Распутин В. В поисках берега: Выступление при вручении премии им. А. Солженицына // Распутин В. В поисках берега. Иркутск, 2007. С. 208–214.

Современный исследователь консерватизма, иронизируя над подобным подходом, замечает, что в разное время консерваторы защищали «королевскую власть, конституционную монархию, аристократические привилегии, представительскую демократию, президентскую диктатуру; высокие пошлины и свободную торговлю; национализм и интернационализм; централизм и федерализм; феодальную вотчину, капиталистическое рыночное общество, ту или иную версию государства всеобщего благосостояния. Они отстаивали религию в целом, традиционную церковь, а также необходимость для правительства защитить себя от претензий со стороны религиозных фундаменталистов» (Muller J.Z. What Is Conservative Social and Political Thought? // Conservatism: An Anthology of Social and Political Thought from David Hume to the Present / Ed. by J.Z. Muller. Princeton University Press, 1997. P. 3).

Huntington S. Conservatism as an Ideology // American Political Science Review. Vol. 51. 1957. P. 454–473.

Мангейм К. Указ. соч. С. 596–597.

См.: Мангейм К. Указ. соч. С. 588.

В составленной Мюллером антологии консерватизма речь идет о повторяющихся (recurrent) консервативных аргументах (критика эпистемологически претенциозных форм знания, гуманизма и др.), темах (значимость обычая и традиции, поддержка семьи, неприкосновенность частной собственности, важность государства и элит и т. п.) и образах (природа и вторая природа, прозрачность – завуалированность) (См.: Muller J.Z. What Is Conservative Social and Political Thought? Р. 14–23).

Привожу ссылку на несколько принципиально разных по теоретико-методологическим подходам и, так сказать, «практическому посылу» работ из богатейшей библиографии консерватизма: Scruton R. The Meaning of Conservatism. Harmondsworth: Penguin, 1980; Nisbet R. Conservatism: Dream and Reality. Milton Keynes: Open University Press, 1986; Seaton J. Cultural Conservatism, Political Liberalism: From Criticism to Cultural Studies. Ann Arbor, 1996; Brennan G., Hamlin A. Democratic Devices and Desires. Cambridge, 2000; Brennan G., Hamlin A. Comprehending Conservatism: A New Framework and Analysis. URL: http://www.socialsciences.manchester.ac.uk/medialibrary/politics/research/workingpapers/mancept/ComprehendingConservatismv3.pdf; Kettler D., Mejia V. Karl Mannheim and the Crisis of Liberalism: the Secret of these New Times. Transaction Books, 1995; Kirk R. The Conservative Mind from Burke to Eliot. Regnery Publishing, 2001; Charmley J.A. A History of Сonservative Politics since 1830. Palgrave Macmillan, 2008; Lee M. Creating Conservatism: Postwar Words that Made a Movement. Michigan University Press, 2014.

Мангейм К. Указ. соч. С. 577.

См.: Muller J. – W. Comprehending Conservatism. Р. 361.

Это особенно характерно для прозы и публицистики С. Залыгина (например: Залыгин С.П. «Экологический консерватизм»: шанс для выживания // Новый мир. 1994. № 11).

Поэтизацию консерватизма, потерпевшего историческое поражение, но не поступившегося собственными принципами, см.: Распутин В.Г. В поисках берега. С. 208–214.

См.: Кожинов В. Правда и истина // Наш современник. 1988. № 4. С. 160–175; Семанов С.Н. «Арбатские дети», или Контрреволюция в советской России // Семанов С.Н. Русское возрождение. С. 283–314.

Мангейм К. Указ. соч. С. 597.

См.: Там же. С. 597.

Старобинский Ж. Указ. соч. С. 301–376.

См.: Там же. С. 362.

См.: Хиршман А. Риторика реакции: извращение, тщетность, опасность. М., 2010.

См.: Смирнов И.П. Кризис современности. С. 80, 85.

Там же. С. 82.

Там же. С. 86.

Там же. С. 86–87.

Там же. С. 88.

Там же. С. 88, 96.

Ср. с записью в ЖЖ Дмитрия Галковского: «По-моему, Астафьев – графоман. <…> Если провести мастер-класс, то тыщщи за три долларов из него можно было сделать средней руки журналиста. Ибо писуч и усидчив. Но это в Америке и по молодости. Защищал бы уникальную природу Восточной Дакоты, поставили бы ему там такой же памятник в виде рыбы. Но джедая Йоды умные американцы из него бы делать не стали, и президенты ритуально советоваться с недалеким провинциалом бы не ездили. В нормальном обществе каждый сверчок знает свой шесток» (556. Красноярск. Реквием в супермаркете. URL: http://galkovsky.livejournal.com/146942.htm). См. также: Веллер М. Новаторы и консерваторы в литературе // Веллер М. Рандеву со знаменитостью. М., Владимир, 2012. С. 89–90.

Быков Д. Телегия // Русская жизнь. 2007. № 10. URL: http://www.intelros.ru/2007/09/20/telegija_derevnja_interesovala_pisatelejjderevenshhikov_menshe_vsego.html.

Например, Л. Аннинский в связи с публицистикой В. Солоухина указывал на контраст между «благородной идеей непрерывности развития русской национальной культуры» и «глухотой к другому культурному типу» (имелась в виду современная американская архитектура) (см.: Л. Аннинский – В. Кожинов. Мода на простонародность // Вадим Кожинов в интервью, беседах, диалогах и воспоминаниях современников. М., 2004. С. 160).

Waldstein M. The Soviet Empire of Signs: A History of the Tartu School of Semiotics. Saarbrüchen, 2008. Р. 142.

Waldstein M. The Soviet Empire of Signs: A History of the Tartu School of Semiotics. Saarbrüchen, 2008. P. 143.

Ibidem.

Ibidem.

Иглтон Т. Идея культуры. М., 2012. С. 9.

В 1949 году он защитил кандидатскую диссертацию, возглавил кафедру орошения и мелиорации Омского сельскохозяйственного института, позднее был старшим научным сотрудником Западно-Сибирского филиала АН СССР.

Залыгин С. Писатель и Сибирь // Залыгин С. Литературные заботы. М., 1982. С. 113.

Rosenwein B.H. Emotional Communities in the Early Middle Ages. Ithaca: Cornell University Press, 2006. Р. 2.

Ibidem. P. 25.

Ibidem.

Турбин В. Русский лад. Очерки Василия Белова о народной эстетике // Советская Россия. 1981. 14 июня. С. 6.

См.: Bourdieu P. Dystynkcja. Społeczna krytyka władzy sądzenia. Warszawa, 2005; Бурдье П. Поле литературы // Новое литературное обозрение. 2000. № 45. С. 22–87. Адаптация идей французского социолога к анализу литературного поля в различных национальных традициях: Берг М. Литературократия: Проблема присвоения и перераспределения власти в литературе. М., 2000; Боскетти А. Социология литературы: цели и достижения Пьера Бурдье // Журнал социологии и социальной антропологии. 2004. Т. VII. № 5. С. 115–125; Сапиро Ж. Французское поле литературы: структура, динамики и формы политизации // Там же. С. 126–143; Цыганков Д. Триумф и трагедия лидера «русской партии». URL: http://www.zhurnal.ru/polit/articles/solzh.html; Козлова Н.Н. Согласие, или Общая игра (Методологические размышления о литературе и власти) // Новое литературное обозрение. 1999. № 40. С. 193–209. О семиотике бытового поведения и костюма см.: Лотман Ю.М. Бытовое поведение и типология культуры в России XVIII века // Культурное наследие Древней Руси: Истоки, становление, традиции. М., 1976. С. 293–294; Паперно И.С. Семиотика поведения: Николай Чернышевский – человек эпохи реализма. М., 1995; Schahadat S. Das Leben zur Kunst machen. Theoretische Überlegungen zur Lebenskunst // Lebenskunst – Kunstleben. Жизнетворчество в русской культуре XVIII–XX веков. München, 1998. S. 15–47; Живов В.М. Маргинальная культура в Россиии рождение интеллигенции // Новое литературное обозрение. 1999. № 37. С. 37–51.

Такой взгляд на «деревенщиков» в инициированной Олегом Лекмановым на страницах Фейсбука полемике о «деревенщиках» предложил кинокритик Виктор Матизен (URL: https://www.facebook.com/lekmanov?fref=ts).

См., к примеру, работу: Печерская Т.И. Разночинцы 60-х годов XIX века: Феномен самосознания в аспекте филологической герменевтики. Новосибирск, 1999.

Brudny Y. Reinventing Russia. Russian Nationalism and the Soviet State, 1953–1991. Harvard University Press, 1998. Р. 36. По данным, приведенным исследователем, среди русских националистов 1920–1925 г.р. 15 человек получили высшее образование в вузах Москвы и Ленинграда, 6 человек – в провинциальных вузах. В следующем поколении (1926–1938 г.р.) эти показатели были уже 54 и 13 человек соответственно (Ibidem).

Ibidem. Р. 37.

Абрамов Ф.А. Белая лошадь // Абрамов Ф.А. Собр. соч.: В 6 т. Л., 1990–1995. Т. 6. 1995. С. 508. Далее ссылки на это издание даются с указанием номера тома и страниц.

Bourdieu P. Dystynkcja. S. 402–407.

Хоскинг Дж. Правители и жертвы. Русские в Советском Союзе. М., 2012. С. 9.

Одной из первых вопрос о роли невротических эмоций в прозе В. Шукшина поставила Д. Немец-Игнашева: Nemec-Ignasheva D. Vasily Shukshin’s «Srezal» and the Question of Transition // The Slavonic and East European review. Vol. 66. № 3. July 1988. Р. 337–356.

О «задержанных» произведениях Абрамова см.: Большакова А.Ю. «Задержанная» литература и конвенциональный читатель («Поездка в прошлое» Федора Абрамова) // Известия АН. Серия литературы и языка. 1997. Т. 56. № 2. С. 48–55.

Комментарии // Абрамов Ф.А. Собр. соч. Т. 6. С. 562.

Там же. С. 563.

Там же. С. 513.

Там же. С. 505–506.

Абрамов Ф.А. Белая лошадь. С. 506.

Там же. С. 507.