Писатель - стр. 5
Кому неважно, сверху смотрит грозно.
Парнишка многое узнал,
Хлебнул бульон перед обедом.
Любовь, как первую познал,
Она навек осталась следом.
В дальнейшем, он любил лишь тихо,
Со стороны он наблюдал.
Но, а внутри болело лихо,
Страдал, бесился, горевал.
Никто за этим не стоял,
Его большая неуверенность.
Он сам свой путь в любви ваял,
Не твёрд он был, он, это ветреность.
Возможно, это к лучшему,
Он не познал её, поэтому, стремился.
Не докатился к худшему,
Не знал измен, не обозлился.
Не потерял, и не развёлся, собственно,
Не стал мужчиной – тряпкой.
Не облажался родственно,
На тёщу не работал тяпкой.
Всё это только будет…
Переживания от взрослого.
Пока что в школе, не убудет,
Проблемы есть, как рослого.
Учился, как баланс в быту,
То плохо… хорошо… и средненько.
Озорничал, как грязь ко рту,
И выглядел немного бледненько.
Он лидером не становился,
Хотя, был братом всем.
В толпе крутым крутился,
Один, сходил со всех проблем.
Немного о его любви,
Которую он первой называл:
Вообще, тут, как не назови,
В сердцах он видел карнавал.
Она была прелестна дико,
Красива, как царица рая.
Он ждал любого встречи мига,
Немел, краснел, да подло тая.
Глаза, что синева глубин,
А волосы слетают с крон зимой.
Курносый носик без симметрии один,
И нежный взгляд, любому, как родной.
Изящный силуэт нагого тела,
Но на картинке, в голове…
Волшебный голос, словно раньше пела,
А речи из романа в ключевой главе.
Как бархат, кожа мягкая к касаниям,
Низ живота – мечта для матери любой.
Рост приближается к высотным зданиям,
Характер тот, что должен быть собой!
О… губы, верх любого наслаждения, —
Краснеет розовая пышность!
Без ничего бросают в искупление,
И требуют молить на милость.
Бровями сочетает красоту,
Без форм искусственных с холста.
Реснички вверх блуждают в высоту,
О чём, хотят стихи слагать уста.
И эта нимфа повстречалась в школе,
Украла сердце, голову, и части тела.
Два полушария столкнула в ссоре,
Нарушила покой, так нагло и умело.
Наш Александр следовал за ней,
И мыслями, и физикой на деле.
Не ведал точность этих дней,
Когда дышал он на неё, тихонько, еле-еле.
Для мышц его отдали в секцию,
Но он сбежал на танцы, как дитя.
Не смог сдержать свою секрецию,
Она пошла в ансамбль… знать его стезя.
Конечно же мальчишка был бревном,
Вначале, как любой из тополей.
Его поставили невидимым звеном,
У самых задних и обшарпанных дверей.
А милая его блистала впереди,
В лидирующей двойке игроков.
Как будто, говоря: «Ты лишь следи,
И находись в пределе дураков».
Её партнёром сделали танцора,
Не по словам, а по таланту.
Он исполнял движения узора,
И мысли подавал, подобно Канту.
Был добрым, милым и красивым,
Высоким, стройным и брутальным.
На фоне, Сашка выглядел ленивым,
Невзрачным, маленьким и дальним.
Хотя, ему естественно казалось,
Что он таким являлся невозвратно.
Но это сердце так боялось,
Не позволяя мысли влезть обратно!
На деле, был вершиной Эвереста,
И внешностью, и точно по уму.
Но не умел он сдобрить тесто,
Как неприкаянный возился посему.
Ему ещё тогда не объяснили,
Что гениальность, как и красота.
А мудрецы с истоком уяснили,
Низина – та же высота!
Всё относительно абстрактно,
Обзорный угол лишь в исходнике.
И, если чувствуешь себя стократно,
То попадёшь в умнейшие ты модники.
Как и в деньгах, так и в красе,
В уме, и власти над мирами,
С уверенностью бегать по росе,
Ты сможешь, если твёрд дарами. —