Пирог из горького миндаля - стр. 16
– Абсолютно уверен.
Перед тем, как ехать, я позвонил отцу.
– Зачем тебе это?
Голос у него озадаченный. Голос у него всегда озадаченный, когда он разговаривает со мной. Словно отец постоянно удивляется, как у него мог получиться такой странный, не понятный ему сын. Яблоня, недоуменно взирающая на валяющийся под ней артишок.
Я много лет пытался заслужить его любовь и сейчас думаю, что в моей жизни не было более бессмысленного занятия.
– Так зачем, Алексей?
– Есть кое-какие рабочие моменты, – туманно сказал я и ведь почти не соврал. – Я тебе потом расскажу, если все сложится.
– Ну, береги себя, – пожелал он напоследок очень серьезным и ответственным тоном, как будто я лез на Эверест или планировал поход по джунглям. – И вот еще что, Алексей…
Мне показалось, отец собирается с духом, прежде чем сказать мне что-то важное.
– Да, пап?
– Не забудь позвонить Ларисе Степановне. У нее двенадцатого день рождения.
Вот так и выглядит наш с ним традиционный диалог. Только я настроюсь на то, что сейчас отец приоткроет мне душу, как он выдает очередное напоминание вроде требования поздравить соседку по даче. Вообще-то на этот случай у меня есть специальная программа на телефоне, и работает она куда эффективнее папы. По крайней мере, не путает отчества.
– Семеновна, пап.
– Не понял.
– Она Лариса Семеновна, а не Степановна.
Отец помолчал. Потом сказал: «Да какая разница!» – и повесил трубку.
Я еще некоторое время смеялся, когда в кабинет заглянула Леночка.
– К вам из «Стеллы» пришли, Алексей Юрьевич…
«Стелла» – молодое издательство, выросшее из старых денег. В свое время пытались оттяпать у нас учебную литературу, но ничего у них не вышло. Из проигравшего врага может получиться неплохой партнер, так что со «Стеллой» мы осторожно кружим друг вокруг друга и делаем вид, что распри позабыты.
Кажется, что-то подобное предстоит мне и в Литвиновке.
3
Женя Кошелева
Естественно, я сделала себе запасной ключ. Этот дом мой по праву. Он должен был достаться мне еще в двухтысячном. Не в юридическом смысле, конечно. Но я могла бы обосноваться в нем новой хозяйкой, если бы все не испортила одна маленькая нервная дура.
Что ж, ладно. Я умею ждать. И дождалась бы своего, если б не Раиса. Знай я, что она выкинет, я превратила бы последние дни ее жизни в горькое сожаление о том, что они так долго длятся.
Не зря мне казалось, что бабка меня терпеть не может.
Вот дед – тот всегда меня любил. Ну то есть как – всегда… Он полюбил меня, когда ему это потребовалось. Втемяшилось в старческую башку, что он нуждается в продолжении рода. Под родом, само собой, следовало понимать исключительно Прохора Савельева.
Думаю, он сожалел, что не способен размножаться один. Раиса ему все только портила.
Взять хоть его сыновей. Уже в четырнадцать лет я понимала, до чего они его бесят. Даже не знаю, кто сильнее – Юрий, вечно закованный в корсет собственных страданий, или скользкий придурок Вениамин.
Юрка и Венька, два семейных огорчения. И на их фоне – я! Красивая! Похожая на деда! Вот что главное. Прохор соглашался признавать равными только тех, кто был слеплен из одного с ним теста.
Конечно, надо смотреть правде в глаза: больше прочих он выделял не меня, а Пашку. Но и у меня были неплохие шансы, если бы все не закончилось так, как закончилось.