Пиратское Просвещение, или Настоящая Либерталия - стр. 6

Идея назвать эту книгу «Пиратское Просвещение» очевидно была отчасти провокационной. Тем более что Просвещение само приобрело в наши дни дурную славу. В то время как просветители восемнадцатого столетия считали себя радикалами, одержимыми попытками освободиться от оков признанной власти, чтобы заложить фундамент всеобщей теории человеческой свободы, нынешние радикалы склонны рассматривать мысль эпохи Просвещения скорее как наивысшее достижение самóй признанной власти, как интеллектуальное движение, главным результатом которого была необычайно современная форма рационального индивидуализма, ставшая основой «научного» расизма, современного империализма, эксплуатации и геноцида. Нет сомнения, что именно так всё и было, стоило только воспитанным на идеях Просвещения европейским империалистам, колониалистам и рабовладельцам вырваться на просторы мира. Разумеется, о преднамеренности тут можно поспорить. Вели бы себя эти люди как-то иначе, если поведение их по-прежнему (как и столетиями до того) определяла религиозная вера? По всей видимости, нет. Но мне кажется (и я уже высказывал это предположение в другой работе) [8], что последующий спор отвлекает нас от более фундаментального вопроса: имеются ли вообще основания называть идеалы Просвещения, в частности – освобождение человека, западными? Сильно подозреваю, что когда будущие историки обратят взор на подобные вещи, то, похоже, придут к заключению, что оснований для этого не так много. Европейское Просвещение было в большей мере, чем какой-либо другой период, веком интеллектуального синтеза. Страны интеллектуального захолустья вроде Англии или Франции, внезапно обнаруживая себя в кругу мировых держав, испытывая влияние потрясающих (по их разумению) новых идей, пытались соединить, к примеру, идеалы индивидуализма и свободы, заимствованные из обеих Америк, новую концепцию бюрократического государства-нации, вдохновленную главным образом Китаем, африканские теории договоров, экономику и социальные теории, изначально развитые в исламе эпохи Средневековья.

Поскольку синтез продолжался в практическом русле – иначе говоря, поскольку каждый, особенно на заре Просвещения, экспериментировал с новыми методами устройства социальных отношений в свете всех этих новых идей, происходило это по понятным причинам не в больших европейских городах, по-прежнему остававшихся под властью всевозможных старых режимов, но на задворках возникающей мировой системы, в особенности же – на относительно свободных пространствах, которые нередко появлялись в поле зрения в ходе имперских похождений наряду с полным переустройством жизни народов, которое эти похождения часто за собою влекли. Нередко это бывало побочным эффектом ужасающей жестокости, сокрушения целых народов и цивилизаций. Важно только помнить, что так бывало не всегда. Я уже подчеркивал, пусть мимоходом [9], ту важную роль, которая принадлежит во всём этом, особенно в руководстве при становлении новых форм демократического правления, пиратам. Пиратские команды в известном смысле представляли собой идеальные лаборатории для демократических экспериментов, поскольку часто состояли из множества людей, знакомых с самыми различными формами общественного устройства (на одном корабле могли быть англичане, шведы, беглые рабы-африканцы, карибские креолы, индейцы и арабы), приверженных некоему наспех сколоченному эгалитаризму, оказавшихся в ситуации, когда быстрое изобретение новых организационных форм было абсолютно необходимо. Ведь предположил же по крайней мере один видный историк европейской политической мысли