Пиковый туз - стр. 32

Терпение имеет свои пределы, безграничны, как известно, лишь жадность да подлость людская. Чаша в душе г-на Ганина давно переполнилась, не хватало последней капли – этого самого оскорбления. Он побледнел, открыл рот, чтобы закричать, но вышло хриплое сипение. Прокашлялся, выдохнул и предпринял новую попытку.

– Па-а… Кхе-м! Па-а-ади… те отсюда пр-р-рочь!

Раскаленную кочергу сунули в ушат с ключевой водой. Луша откинула голову назад, словно от удара, зашипела, сквозь стиснутые зубы и выбежала из кабинета. По пути чуть не снесла обоих публицистов, но те вовремя отпрыгнули в стороны.

– Рыдать пошла? – предположил Садкевич.

– И поделом! – впечатал Гусянский.

Заместитель редактора медленно и обстоятельно вытирал испарину с лысеющей головы широкой белой тряпицей, привезенной супругой из паломничества по святым местам. Говорят, помогает от сглаза да порчи.

– Д-до каких пор п-потакать безобразнице?! – выдавил он смущенно, оправдываясь за вспышку ярости. – В отцы ведь ей гожусь.

– Это скорее минус, а не плюс. Не любит она отца, – пробормотал Мармеладов. – И что-то мне подсказывает, окриками вашу бунтарку не успокоить.

– Ништо! До возвращения из Швейцарии г-на Каткова в газете ни одного сообщения не появится. Пускай он сам решает – не плюнуть ли на запрет. История, коль судить непредвзято, отменная выходит. Читателям понравится, тираж увеличим. А что вы принесли? Очередную критику? Надо признать, ловко вы поддеваете этих, возомнивших себя…

Сыщик щурился вслед сбежавшей нигилистке и взвешивал на внутренних весах: ужели и вправду могла бы она зарезать трех ни в чем неповинных девиц ради нескольких строчек в газете?!

В трех окрестных церквах звали к вечерне. Звонарь Святого Алексия старался пуще других. Сперва он раскачал тяжелый язык благовестника50 и стопудовый гигант загудел волжским басом. Красные колокола подхватили ритм, сплетая замысловатые кружева мелодии, а зазвонная связка изредка тренькала дискантом. Динь-динь-доли-дон. Звуки цеплялись за облака и плыли с ними дальше – над Москвой-рекой, Нескучным садом и лысеющей головой титулярного советника Хлопова.

Судейский следователь прибыл заранее и суетился, чтобы успеть до съезда гостей. Он питал надежду, что те задержатся в храме, или, более вероятно, в лавке Тёпфера51, примеряя фраки и шляпки. Хотя высокородные особы по нынешним временам редко выезжают в многолюдные места, брезгуя столкнуться с купцами, мещанками, а то и куда хуже, с бывшими крепостными. Стесняются своего же народа, вишь ты! Заказывают все с доставкой на дом – французские вина, модистку-бельгийку, цирюльника, труппу императорского театра. И Бога, в том числе. Строят часовни в своих имениях, но даже в них захаживают редко – выпросить избавление от антонова огня52 или богатый урожай в Т-й губернии, от которого зависит семейный доход. А граф Алсуфьев, известный своими причудами, велел по воскресеньям служить вечерню сразу после заутрени – чтобы до обеда отмолиться, а после предаться чревоугодию. И от прочих грехов не отвлекаться…

Хлопов поглядывал на часы и силился незаметно расставить городовых вокруг особняка Долгоруковых.

– Парами становитесь. Парами! Это по двое, балда. Семен Трофимыч, чего ж они у тебя такие тупые?

– Эт еще смекалистые, вашбродь, – заворчал в ответ околоточный надзиратель. – Зато бегают быстро и способны любого в бараний рог завернуть. А сегодня, как я уразумел, такие и требуются.