Пиковая дама – червоный валет. Том третий - стр. 12

«А я не ко всякой башмаки чищу!» – хотелось в унисон бросить ему, но он лишь вежливо кивнул головой, продолжая скрытно любоваться живой красотой линий.

Бася, всласть покрутившись у зеркала, качнула бедрами. Шпильки маленьких каблучков уверенно застучали по ясеневому паркету. В целом, она осталась довольна своим видом, но что-то и не устраивало. Возможно, белые рюши на платье?

«Да… ничего себе дефиле! – Алешка усмехнулся и зачерпнул чайной ложкой варенья. – Ох уж, эти барышни… с их вечными капризами и драмами внешнего антуража. Подумали бы, милые, хоть раз о своей голове!».

Все, тем не менее, складывалось недурно, и на лицо Алексея легла тень умиротворения. Юноша поднялся со стула, подошел к роялю. Инструмент широко зевнул и обнажил длинный ряд белых зубов с черными щербинами полутонов. Подмигнув им, он размял пальцы, которые привычно обнялись со старыми друзьями клавишами. «Виноват композитор, а бьют по вам, звонкие», – бывало, говаривал в шутку Митя.

Неожиданно, словно из небытия, рядом объявилась Барбара.

– О, да вы еще и музицируете, пан кавалер?

– Отчасти…

– Забавно! Что же, маэстро, порадуйте чем-нибудь, не томите.

Он с готовностью пододвинул к роялю два стула.

– Ты тоже играешь?

– Чепуха. Это Агнешка у нас подает надежды. Прошу.

Она села рядом. И опять так близко, что Кречетова затрусило.

Пальцы, словно ловцы за жемчугом, нырнули в черно-белую рябь. Он играл свое сочинение на стихи брата, играл с чувством, медленно погружаясь в мир грез. Мир светлый и солнечный, полный чудесных ощущений. И везде рядом была она – его Джульетта.

Пожалуй, так он не играл никогда: ни до, ни после…

Ах, если бы сейчас его слышал Митя! Он был бы поражен эмоциональной игрой младшего, его порывом и страстью.

В черном зеркальном отражении рояля Алексей видел ее: задумчивую, желанную, с влажным блеском в глазах…

Острый восторг шпагой проткнул Кречетова. Пальцев своих он не чувствовал. Точно блаженные, они сами находили путь. Плечи минуту назад были, и вот их нет. Спина, грудь – табачный дым. Дунь на них – качнутся и исчезнут. Сердца тоже не стало слышно. Оно устало биться, упало в ладони любви – не тревожьте! И только ноги, непослушные и тяжелые, якорем держали на приколе влюбленного Алексея, готового сорваться в любую минуту и полететь.

Пронзительная любовь к жизни, ярче вспыхнувшая в тот миг, экзальтированная радость счастливого времени зародила в подсознании смутное до сего времени желание схватиться за какое-нибудь дело. И чтобы дело это было обязательно нужное, значимое, важное! Чтобы люди, соприкоснувшись с ним, искренне порадовались. И чтобы Варенька-то непременно жила этим делом и гордилась бы трудом его мысли и рук. И чтобы он сам, Алексей Кречетов, через это дело стал бы не одинок в своем мире, а наоборот, протянув открытые ладони к людям, почувствовал теплоту их ладоней. И чтобы в этом мощном родниковом потоке честности, отзывчивости друг к другу, были бы частички и Гусаря, и Чих-Пыха, и Гвоздева, и Дария, и Козакова, и Баси, и Дмитрия, и отца Никодима, и маменьки с батюшкой, и всех, всех людей на земле! И тогда, дружно взявшись за руки, они приняли бы в дар его мир гармонии, его живое, открытое сердце.

…Пальцы летели, продолжая свой бег, хватали аккорды октавами; пиано сменялось форте, аллегро – дольче, и вновь взрывалось фортиссимо.