Пик Дьявола - стр. 37
Он сел, опустив голову, и стал бесцельно листать материалы дела, лежащие у него на коленях. С чего бы начать устный рапорт? Голова кружилась; в ней мелькали обрывки мыслей, похожие на серебристых рыбок, которые беззаботно ныряют в зеленое море – то там, то здесь, уклончивые, вечно неуловимые. Ладони у него вспотели. Не может же он сказать, что ему нечего докладывать. Его просто осмеют. Яуберт смешает его с грязью. Придется заявить, что он ждет результатов вскрытия. Господи, если бы только руки так не дрожали! Его мутило; очень хотелось вырвать – извергнуть из себя всю накопившуюся дрянь.
Старший суперинтендент Матт Яуберт дважды хлопнул в ладоши, и резкий звук заставил Бенни вздрогнуть. Голоса собравшихся детективов умолкли.
– Наверное, вы все уже слышали о том, что случилось, – сказал Яуберт, и по залу пробежал шумок. – Скажи им, Буши! – В голосе его улавливались довольные нотки, и Гриссел сразу понял: шеф в хорошем настроении. Что-то происходит.
Напротив поднялся Безёйденхаут, и Гриссел попытался сосредоточить свое внимание на нем. Глаза его часто-часто моргали. Он услышал хрипловатый голос Буши:
– Вчера ночью в Крайфонтейне зарезали Энвера Дэвидса.
Зал огласили радостные крики. Гриссел ничего не понимал. Кто такой Дэвидс?
Внезапно крики сделались глуше; изнутри поднималась тошнота. Господи, как ему плохо!
– Его дружки говорят, что они весь вечер пили в одном притоне в Кайелитше, а потом поехали к себе, в Крайфонтейн. Приехали около часу ночи, и они сразу заснули. А утром, в начале шестого, кто-то постучал в дверь и сказал, что на улице лежит труп.
Гриссел знал, что он услышит тот самый звук.
– Никто ничего не слышал и не видел, – продолжал инспектор Буши Безёйденхаут. – Похоже, он с кем-то дрался на ножах. У Дэвидса имеются порезы на руках и один порез на шее, но смерть, по всей вероятности, наступила от удара в сердце.
Гриссел ясно увидел, как Дэвидс упал навзничь, широко разинув рот, обнажив ржаво-коричневые пломбы на зубах. Крик сначала был густым и тягучим, как черная патока… Вот язык медленно высовывается наружу, и крик делается не таким густым – как кровь. И доходит до него.
– Яйца ему надо было отрезать, – проворчал Вон Купидон.
Полицейские засмеялись, отчего тот самый звук сделался громким, как паровозный гудок. Гриссел дернул шеей, но крик не утихал.
Потом его вырвало желчью; он услышал смех. Кто-то позвал его по имени. Яуберт?
– Бенни, что с тобой? Бенни!
Ему было плохо, ужасно плохо; в голове шумело, и шум никак не желал уходить.
Сначала он поехал в отель в Пэроу. Его руки и одежда были в крови Дэвидса. В голове крутились слова Босса: «Он заразился СПИДом в тюрьме от своей „женушки“.
Он тщательно вымылся – несколько раз намыливался и смывал мыло, – затем постирал одежду в ванне, переоделся в чистое и вышел на улицу, к своему пикапу.
Было половина шестого – восточный край неба уже заалел. Тобела поехал по шоссе № 1, потом свернул на 7-е и остановился там, откуда открывался вид на Столовую гору, рядом с дымящим, гудящим нефтеперерабатывающим заводом, где до сих пор горели тысячи огней. Маршрутки уже деловито сновали по улицам. Он доехал до Блуберга, не думая ни о чем. Вышел на берегу. Утро было безоблачным. Легкий бриз, то и дело меняя направление, приятно обдувал кожу. Тобела посмотрел на гору: первые лучи солнца высветили глубокие расщелины и овраги, похожие на стариковские морщины. Тобела медленно вдохнул и выдохнул воздух.